Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы.На службе государевой
Михайло Олелькович, как обычно, уже с утра слегка навеселе, обложившись мягкими подушками, благодушно заглатывал маринованные сливы из большой вазы, со звоном сплевывая косточки в серебряную чашу.
Иван Ольшанский сидел на жесткой лавке, выпрямившись в струнку, сурово и сосредоточенно глядя прямо в глаза брату, будто боялся пропустить хоть одно слово.
Василий Медведев скромно пристроился в углу на табурете, так, будто он заглянул сюда случайно на минуту и вот-вот собирается уйти.
Юрок Богун, канцлер князя Федора, ничего не записывал, но держал наготове перо, краску, чернила и чистые листы бумаги, сидя за письменным столом позади хозяина.
— Венчание, — продолжал Федор, — состоится в Кобринском соборе в полдень. Через два часа в замке князей Кобринских начнется свадебное торжество. К шести часам вечера ожидается прибытие его величества. После всех приветствий и поздравлений его величество вручит нам с Анной некие обещанные им свадебные подарки и начнется бал. Вот тогда-то мы и уединимся с королем Казимиром в зимнем павильоне и побеседуем на интересующие нас темы. Вы, Иван и Михаил, будете ожидать нас там сразу после объявления о начале бала. Я вместе с королем появлюсь чуточку позже. Король, разумеется, будет не один, но это нам только на пользу. Чем больше окажется свидетелей этой беседы, тем лучше. В прошлый раз мы в общих чертах обсудили, кто что скажет. Я просил тебя, Иван, и тебя, Михайлушко, тщательно подготовиться к этому историческому моменту. Надеюсь, вы исполнили мою просьбу. Поскольку у нас еще есть время на внесение поправок, я бы хотел послушать, что именно вы намерены сказать королю. Начнем с тебя, Иван. Вот представь себе, что я — король. С чего ты начнешь?
Иван Ольшанский встал со скамьи и, слегка побледнев, произнес:
— Я начну с древности наших родов. Я напомню о том, что мы — прямые потомки великого Витовта. Я скажу, что только несчастный случай помешал Витовту надеть на голову признанную всей Европой корону, которая полагалась ему по праву и сразу же превратила бы Литовское княжество в Литовское королевство, ничуть не худшее, чем королевство Польское. И наконец, я скажу, что мы считаем нынешнее положение вещей несправедливым и призываем короля к разрешению этой проблемы.
— Молодец, Иван, очень хорошо. Затем скажешь ты, Михайлушко. Перескажи коротко.
Михаил выплюнул очередную косточку, вытер руки и сказал:
— Значит, так. Во-первых, Литва в большинстве своего населения — православная страна, и потому ею должен править православный государь. Во-вторых, он должен править ею постоянно, а не раз в четыре года[8]. Ну и, наконец, в-третьих, он должен ею править, а не управлять, как управляет бедным имением неимущего дворянина никчемный управляющий! Куда годится такое правление — мы здесь гуляем на свадьбе и веселимся, а на моей отчине — великой киевской земле хозяйничают татары Менгли-Гирея и уже захватили все Подолье! Еще, чего доброго, мы не успеем тут за здоровье молодых выпить, как станем татарскими пленниками! Вот до чего доводит…
— Стоп, стоп, стоп! — захлопал в ладоши Федор. — Ты, как всегда, увлекаешься, дорогой брат! Вот про свадьбу не надо, пожалуйста, и про киевскую землю тоже пока не надо, и уж тем более не говори, что она твоя!
— Какого черта, братец? — вспылил Олелькович. — Я намерен выложить ему чистую правду, и все тут!
Князь Федор с подозрением пристально посмотрел на Олельковича.
… Нет… У него нет никакого представления о дипломатии… Уж не проболтался ли он снова?
— Дорогой брат, — вкрадчиво спросил Федор, — твое правдолюбие вызывает у меня нехорошие воспоминания… Ты случайно ни с кем не разговаривал о наших планах и замыслах? Ты помнишь, что в прошлом году мы чуть голову не положили на плаху из-за твоей болтливости!
Олелькович испугался.
— Нет, Феденька, ты что?! Я разве не понимаю! Ну зачем ты такое говоришь? Да я ни с кем и не общаюсь — только с вами здесь, а дома вообще из замка не выхожу… Ну разве там зайчиков пострелять… — Он закрыл рот, будто проговорился, вспомнив о крайне неприятном происшествии в лесу…
… Но ведь я там ни слова никому не сказал… Да и вообще меня никто не спрашивал… Это они говорили там чего-то про меня, а я молчал. Я им ничего не сказал — я же помню — я еще совсем трезвый был…
— Ох смотри, Михайлушко…
Олелькович широко напоказ перекрестился.
— Вот те крест, Федор!
— Ну хорошо. Я хочу в сотый раз разъяснить вам цель нашего предприятия. Поймите — мы не собираемся причинять королю никакого зла. Мы только объясним ему сложившееся положение и попросим подумать, а потом принять решение о созыве Литовской Рады. На ее заседании он сложит с себя полномочия великого литовского князя и передаст их Михаилу. В настоящую минуту король находится в сложнейшей ситуации. Из-за нападения на Киев татар Менгли-Гирея он не в состоянии выполнить своих обязательств перед ханом Ахматом. Это грозит тем, что Ахматовы ордынцы, после того как разделаются с Москвой — или еще хуже — до того! — повернут своих коней в нашу сторону! С двумя огромными татарскими ордами Казимиру уж точно не справиться. Но это еще пол его беды! Вот когда мы ему скажем, что, если он не примет наши условия, мы втроем со всеми нашими землями перейдем на московскую службу, это будет для него полной катастрофой. Земель-то у нас наберется столько, что граница Московского княжества подвинется на запад сразу аж до самой Березины! И все — конец! Вы понимаете?! У него нет другого выхода. Он согласится!
… Отчего ж у меня сердце так ноет… Ой, боюсь, не погорячился ли я некогда слишком сильно, затеяв все это дело… Казимир — никудышный и чуждый нам по вере правитель, но Михайлушка, хоть и кругом свой… На месте короля… Страшно подумать… Не стало бы хуже бедному Литовскому княжеству… А может, и правда — лучший выход — бросить все к черту и перейти в Москву… Ну, стану служивым князем… Ну и что? Служат же у нас бывшие московские удельные князья — принцы по крови — Можайский, Шемякин… И ничего… Живут как-то…
Размышления князя Федора прервал осторожный стук в дверь, а затем в комнату просунул голову юный оруженосец Ольшанского.
— Князь, — зашептал он, — скорее! Иона зовет… Худо ему совсем! Помирает, видать…
— Извини, Федор, — встал князь, — ты позволишь?
— Конечно, конечно, иди… Вели позвать отца Леонтия.
— Он уже там, — сказал князь Ольшанский и вышел.
Василий Медведев слушал весь этот разговор очень внимательно, постоянно спрашивая себя — действительно ли он выполняет порученное ему великим князем дело или просто присутствует при огромном количестве всевозможных разговоров, от которых, по его мнению — мнению человека, привыкшего к решительным действиям, — пользы никакой. Медведев в глубине души не разделял оптимистической уверенности князя Бельского насчет того, что у короля такое уж скверное положение.
