Э. Орци - Алый Первоцвет
Глава двадцать седьмая
По следу
Маргерит Блейкни не колебалась ни минуты. Звуки шагов снаружи «Серой кошки» замерли в ночной тишине. Она слышала, как Дега дал распоряжение солдатам и затем направился к форту, чтобы получить у капитана еще дюжину людей. Шестерых было явно недостаточно для того, чтобы поймать дерзкого англичанина, чья хитрость казалась еще опасней его храбрости и силы.
Через несколько минут Маргерит вновь услышала хриплый голос еврея, очевидно, покрикивавшего на свою клячу, а затем скрип колес и шум повозки на ухабистой дороге.
Внутри таверны было тихо. Брогар и его жена, напуганные Шовленом, не подавали признаков жизни, надеясь, что о них забыли. Маргерит не слышала даже привычных залпов ругани.
Подождав еще минуты две, она тихо спустилась вниз, завернулась в плащ и выскользнула из таверны.
Ночь была достаточно темной, чтобы скрыть из виду фигуру молодой женщины, в то время как ее острый слух ловил звуки повозки на дороге впереди. Маргерит надеялась держаться в тени канавы, идущей вдоль дороги, чтобы ее не заметили люди Дега, когда они ее догонят, или патрульные, очевидно, все еще продолжающие дежурство.
Так она вступила в последнюю стадию своего путешествия — одна, ночью и пешком. Ей предстояло пройти почти три лье до Микелона и еще неизвестно сколько до хижины папаши Бланшара, которая Бог знает где находится.
Кляча еврея не могла передвигаться быстро, и Маргерит не сомневалась, что несмотря на усталость, вызванную долгим нервным напряжением, ей удастся догнать повозку, учитывая, что бедное и наверняка полуголодное животное будет вынуждено часто отдыхать. Холмистая дорога, идущая на некотором расстоянии от моря, окаймлялась с обеих сторон кустарником и низкорослыми деревьями с чахлой осенней листвой и ветками, казавшимися в полумраке волосами призраков, которые развевал непрекращающийся ветер.
К счастью, луна не проявляла желания выходить из-за туч, и Маргерит, державшаяся на обочине за линией кустарника, была надежно скрыта от посторонних взглядов. Вокруг царила тишина, лишь вдалеке нарушаемая шумом моря, подобным тихому стону.
Воздух был свежим и насыщенным запахом морской соли. После вынужденного бездействия в грязной и зловонной таверне Маргерит упивалась ароматами осенней ночи и отдаленным меланхоличным рокотом волн. Ей доставили бы невыразимое наслаждение тишина и покой этого одинокого места, лишь изредка нарушаемый печальным криком чайки или скрипом колес на дороге, если бы ее сердце не переполняли мрачные предчувствия и тревога за человека, ставшего для нее самым дорогим существом на свете.
Ноги Маргерит скользили по травянистой почве, так как ей казалось более безопасным не идти в центре дороги. Она считала, что лучше особенно не приближаться к повозке — в ночной тишине скрип колес служил вполне достаточным ориентиром.
Кругом не было видно ни души. Позади, где остался Кале, мерцало несколько тусклых огоньков, но на дороге не было никаких признаков человеческого жилья — даже убогой хижины рыбака или лесоруба. Справа вдалеке, под обрывом утеса, начинающийся прилив с глухим бормотанием атаковал каменистый берег, а спереди доносился скрип повозки, везущей безжалостного врага к его триумфу.
Маргерит думала о том, в каком месте этого пустынного побережья находится сейчас Перси. Несомненно, где-то неподалеку, так как он менее чем на пятнадцать минут опередил Шовлена. Интересно, знает ли Алый Пимпернель, что по этому глухому, пропахшему морем клочку французской земли рыщет множество шпионов, жаждущих увидеть его высокую фигуру, пойти следом, чтобы узнать, где ждут его ничего не подозревающие друзья, и набросить сеть на него и на них?
Тем временем Шовлен, трясущийся в повозке еврея, предавался сладостным мыслям. Он довольно потирал руки, думая о сплетенной им паутине, спастись из которой у этого дерзкого и вездесущего англичанина не было никакой надежды. Пока старый еврей неторопливо, но уверенно ехал по темной дороге, правительственный агент все с большим нетерпением ожидал грандиозного финала своей долгой и утомительной охоты за Алый Пимпернелем.
Пленение бесстрашного заговорщика должно явиться прекраснейшим листом в венце славы гражданина Шовлена. Пойманный на месте преступления, во время акта помощи предателям Французской республики, англичанин не мог рассчитывать на покровительство своей собственной страны. Шовлен со своей стороны продумал все, чтобы любое вмешательство пришло слишком поздно.
Он не испытывал ни малейших угрызений совести по поводу ужасного положения, в которое им была поставлена несчастная женщина, невольно предавшая своего мужа. Шовлен даже не думал о ней — Маргерит явилась полезным орудием, только и всего.
Тощая кляча еврея трусила медленной рысцой, и вознице часто приходилось давать ей отдых.
— Далеко еще до Микелона? — время от времени спрашивал Шовлен.
— Не очень, ваша честь, — следовал стандартный ответ.
— Мы ведь еще не догнали наших друзей, свалившихся в дорожную грязь, — ядовито заметил Шовлен.
— Терпение, ваше превосходительство, — откликнулся потомок Моисея, — Они впереди нас. Я вижу следы колес повозки этого сына амалекитян! [100]
— Ты уверен, что мы едем правильно?
— Так же уверен, как и в наличии десяти золотых монет в благородных карманах вашего превосходительства, которые, надеюсь, скоро станут моими. Постойте-ка! Что это такое? — внезапно встрепенулся еврей.
В тишине отчетливо слышался топот лошадиных копыт по грязной дороге.
— Это солдаты! — добавил еврей благоговейным шепотом.
— Остановитесь — я хочу послушать, — приказал Шовлен.
Маргерит также услышала топот копыт, приближающийся к повозке и к ней самой. Она боялась, что их нагонят Дега и его солдаты, но звук доносился с противоположной стороны, очевидно, из Микелона. Темнота надежно скрывала ее. Маргерит поняла, что повозка остановилась, и, стараясь шагать бесшумно, подкралась ближе.
Сердце ее бешено колотилось, она дрожала всем телом при мысли о том, какие известия могли сообщить всадники. «Нужно следить за каждым посторонним на этих дорогах или на берегу, особенно, если он высокий или сутулится, чтобы скрыть свой рост. Когда вы заметите его, пусть кто-нибудь из солдат сразу же прискачет ко мне и доложит об этом». Таковы были распоряжения Шовлена. Неужели высокого незнакомца заметили, и всадник скачет доложить, что заяц, наконец, угодил в капкан?
Маргерит подкрадывалась все ближе к стоящей повозке, надеясь услышать сообщение вестника.
До нее донеслись слова пароля: «Liberte, Fraternite, Egalite» [101] и быстрый вопрос Шовлена:
