Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1
Вдруг королева-мать остановилась на полуслове и ласково взяла молодую женщину за руку.
— Милая Анна, не помните ли вы замечательно красивого кавалера, которого нам в прошлом году представил английский посол, граф Темпель?
— Ах, вы говорите о господине Жорже Вилье, ваше величество? — очень спокойно отвечала Анна Австрийская.
— Он самый… я никак не могла вспомнить его имя, — продолжала королева-мать, добродушно улыбаясь. — Его теперь уж не так зовут. В Лондоне он стал любимцем короля, который пожаловал ему титул графа Бекингэма. Этот молодой любезный дипломат скоро будет герцогом; я слышала, что это самый умный и влиятельный советник короля!
— Очень рада за него, — сказала Анна, сохранившая приятное воспоминание об образованном и любезном кавалере. — Граф, без сомнения, заслуживает таких отличий благодаря своим достоинствам.
— Да, он действительно умен и одарен прекрасными качествами, — отвечала Мария Медичи.
Она осторожно взглянула на стоявшую поодаль герцогиню де Шеврез, которой камер-фрау подавала хорошенький вышитый платок, забытый ею где-то. Герцогиня, казалось, что-то обнаружила в платке и с изумлением стала оглядываться по сторонам. Королева-мать умело скрыла, что наблюдает за ней, и продолжала говорить с королевой, заметив при этом, что герцогиня отвернулась и вынула из платка маленькую записочку, которую украдкой развернула и прочитала.
Герцогиню, видимо, очень удивило содержание письма, попавшего к ней в руки. В первую минуту она не знала, что делать. Было уже поздно… Королева с ее величеством беседовали на террасе.
Сказать ли донье Эстебанье? Времени терять нельзя… Или попробовать обратиться прямо к королеве?.. Она рассчитала, что самое лучшее это употребить хитрость и действовать заодно с теми, кто написал ей письмо.
Когда у женщины возникает подобная мысль, она живо придумает, как действовать. В записке не было имени, следовательно, герцогиня не отвечала за последствия. Однако же она приняла все необходимые, по ее мнению, меры предосторожности.
Герцогиня де Шеврез, как и большинство хорошеньких женщин, обладала талантом в любовных интригах. В данном случае она была только посредницей, должна была помочь другим, и сделала это замечательно ловко.
На южной стороне террасы, недалеко от замка, был павильон, выстроенный Генрихом IV, который любил останавливаться там, приезжая на охоту. В нем почти ничего не изменили, все оставалось так, как было в день последнего приезда короля.
Подходя с Анной Австрийской к этому павильону, Мария Медичи выразила желание провести некоторое время в комнатах, где любил бывать покойный король. Молодая королева нашла это желание совершенно естественным, сочувствуя и веря, что Мария Медичи искренне скорбит. Она довела ее до павильона и оставила одну.
Дамы и кавалеры свиты королевы-матери, видя, что она ушла в павильон, сочли своей обязанностью оставаться поодаль и ждать ее возвращения.
Герцогиня де Шеврез, между тем, медленно пошла в замок. В первом коридоре она встретила мушкетеров — графа Фернезе и д'Альби. Она вспомнила, что виконт считался особенно преданным королеве кавалером, а Каноник, часто дежуривший в луврской галерее, всегда был особенно вежлив к ней самой и не откажет в ее просьбе.
Мушкетеры почтительно поклонились герцогине, которая сказала, что хочет доверить им одно секретное дело.
Герцогиня попросила Каноника, как можно незаметнее, подойти к павильону и посмотреть с террасы, там ли еще королева-мать. Заметив, что Мария Медичи или кто-нибудь из ее свиты идет к розовым беседкам, он должен был тотчас предупредить ее.
Виконту д'Альби она поручила караулить аллею, которая вела из сада к розовым беседкам, и тоже предупредить ее, как только покажется кто-либо с той стороны.
Мушкетеры поклонились и отправились в назначенные места, свято уверовав в то, что это было приказание королевы. Герцогиня пошла на террасу, где королева гуляла с доньей Эстебаньей и маркизой д'Алансон.
Вечер был чудесный: в воздухе носился нежный аромат цветов, полумрак расступался под волшебным светом бледного шара полной луны.
В это время к дамам, сопровождавшим королеву, подошла герцогиня де Шеврез. Видя, что Анна Австрийская машинально идет к розовым беседкам, она постаралась задержать обергофмейстерину и маркизу, шепнув им, что королева хочет остаться одна.
Они не нашли в этом ничего особенного, так как и сами были очарованы прелестью этого весеннего вечера.
Анна Австрийская, между тем, подошла к беседкам, собираясь войти в одну из них, как вдруг заметила невдалеке какого-то мужчину. Увидев королеву, он быстро подошел к ней и упал на колени, сбросив шляпу, скрывавшую его лицо.
Анна Австрийская тихо вскрикнула. Она не могла понять, что это значит, и не узнавала стоявшего на коленях человека.
Эстебанья и маркиза, услышав ее восклицание, хотели бежать к ней, но герцогиня удержала их. Им видно было с террасы, что кто-то стоит перед королевой на коленях. Может быть, этот человек просит какой-нибудь милости или чего-нибудь в этом роде.
Молодой человек взял руку Анны Австрийской и порывисто прижал к губам. Она узнала, наконец, графа Бекингэма.
— Ради Бога, что вы делаете! — вскричала, понижая голос, королева, — уходите… оставьте меня, или…
— Одно слово, один ваш жест могут погубить меня, ваше величество… моя жизнь в ваших руках. Я всем рискнул, чтобы еще раз увидеть вас, упасть к вашим ногам!
— Молчите, сумасшедший! Что вы делаете?..
— Следую голосу сердца, королева! Называйте меня сумасшедшим, только не отказывайте мне в немногих минутах блаженства видеть вас. Воспоминание о вас преследовало меня и в далекой Англии. Чтоб несколько секунд пробыть у ваших ног, я приехал из-за моря… Будьте милостивы, пожалейте меня, королева. Не отталкивайте! Подумайте только, как я несчастен!
— Уходите немедленно, граф Бекингэм! Если вы дорожите честью женщины, оставьте меня!
— О, Боже мой, как тяжело! Вы — горе моей жизни! Вы отдали руку другому, а я так безумно люблю вас!
— Ваша любовь преступна, граф… уходите, уходите! Ведь если вас увидят здесь…
— Кто любит, как я, тот ничего не боится, королева! Для того, кто любит, не существует ни опасностей, ни расстояний. Я только что приехал и сейчас опять еду в Лондон. Никто не знает, что я в окрестностях Парижа. Вы! О, такому блаженству нет цены!
Луна, вдруг осветившая лицо королевы, обнаружила две блестящие слезинки на ее щеках… Да, это были слезы!
О чем плакала Анна Австрийская? Оплакивала ли она несчастную любовь, так бурно вылившуюся перед ней в эту минуту, или свою собственную жизнь? А между тем она не могла позвать на помощь и выдать этого человека, так безгранично любящего!
