Александр Прозоров - Тайна князя Галицкого

– Хоть два. Машины тут все равно не продаются. Я вчера весь день на поиски убил.

– Ты маньяк и садист… – Она зашевелилась, с трудом поднялась, забрела в душ, и оттуда раздался новый вопль: – А-а-а!!! Мое платье!

– Чего случилось? – крикнул Женя.

– Оно же все загажено! Оно больше не черное, оно серое! Ёкарный бабай, его придется стирать. И чулки. Ёшкин кот! И все остальное тоже… Чего ты ржешь? – услышала смех молодого человека Катя. – Ты сам на мумию древнеегипетскую смахиваешь. Которую только что в сугробе… тьфу, в бархане раскопали! Иди, спустись к администратору, спроси, нет ли у них стиральной машины? И халат попроси.

– Ты чего, стала меня стесняться?

– Халат для тебя, олух царя небесного! В чем ты всю нашу одежду в стирку понесешь?

Девушка была права. Несколько километров грунтовки, которые пришлось преодолеть на пути к озеру, отложили на мотоциклистах равномерный серый слой миллиметра в два толщиной. К тому же еще и въевшийся в кожу.

Однако, где здесь найти другой транспорт, Женя себе не представлял. Не такси же вызывать! А в поезд или в автобус с кованым доисторическим сундуком… Намучаешься еще хуже, чем на мотоцикле до Москвы.

– Так ты со мной поедешь или на поезде? – громко спросил Леонтьев.

– А ты почему спрашиваешь? – выглянула Катерина, капнув на пол пеной с волос.

– Да вот, думаю… Может, купить костюм непродуваемый?

– Так это было правдой! – Она снова исчезла в душевой. – Ты хочешь меня сбагрить! Пытаешь нечеловеческими муками, обдуваешь нечеловеческой грязью. И задаешь нечеловеческие вопросы.

– Чем тебе не понравился мой вопрос?

– Тем, что на него нужно отвечать! А мне и на поезд хочется, и тебя отпускать стремно… – Катя вышла из душа. На удивление – завернувшись в полотенце. – Даже и не знаю.

– Чего ты боишься? Мы же еще монастырями Усть-Вымским и Верхнетурским не занимались. В которые школа во время Смуты эмигрировала. Мне без тебя с ними не разобраться.

– В Сыктывкар на мотоцикле? О-о… – Она делано схватилась за сердце, закрыла глаза и плашмя рухнула на постель. Чуть полежала и приоткрыла глаз: – Ты за халатом-то топай, не отвлекайся. Даже чтобы просто сходить в магазин, нам все равно нужна чистая одежда.

– Она до завтра не высохнет.

– Упс, – развела руками Катя. – Похоже, завтра мы проведем свой день голыми в постели. Но насколько я тебя знаю, развлекаться станем лишь просмотром телевизора. Топай в душ, от тебя пахнет цементовозом.

Перед глазами долго раскачивались бурые волны, потом они посветлели, а потом боярин увидел небо. Небо поворачивалось из стороны в сторону, приближалось и удалялось. И было в этом что-то настолько знакомое, что Басарга одними губами позвал:

– Мирослава…

– Очнулся! – громко закричали над ухом, качка прекратилась, он увидел склонившихся бояр Софония и Тимофея: – Ты как, друже? Как чувствуешь? Чего хочешь? Скажи что-нибудь!

– Как? – выдохнул он.

– Не добил ты одного, – ответил боярин Зорин. – Он тебя сзади топором саданул. И броню пробил, и поддоспешник. Ребра тоже, сказывают, переломаны. Дырку знахарка одна прямо там на месте зашила, пока в беспамятстве лежал. Ну, и еще кое-что тебе наломали и порезали. Но то не сильно – срастется, заживет.

– Кто еще?

– Илью на рогатину накололи. Но дышит, не горячий даже. Холопов побили семерых, пятеро ранены. Иродов же мы три десятка на месте положили, и чуть менее смерды живыми повязали, хоть и пораненными. Путники помогли, что следом ехали. Они тебя и прочих раненых в Вологду и вывезли.

– Кто это был?

– А пес его знает, – пожал плечами боярин Зорин. – В Разрядном приказе выпытают. Мыслю, за неделю доберемся, там за них и возьмутся.

– Пить…

– Сейчас, друже, сейчас дам… – Софоний вытянул из-за пазухи флягу, выдернул пробку, поднес к его губам. – Теперь все хорошо будет. Раз очнулся – стало быть, на поправку идешь.

Басарга был ранен уже не впервые – однако на этот раз выздоровление происходило вовсе не так, как он ожидал. Оно тянулось неделя за неделей, словно смола за коснувшимся ее пальцем, оно дразнило светом за окном и свежим воздухом, но отказывалось вливаться в тело. Только на третьей неделе боярин, наконец, смог встать и пройтись по горнице. Еще через неделю – спуститься по лестнице. Еще через одну – Софоний, посоветовавшись с кем-то из лекарей, позволил ему сходить в баню, где они с Ильей бок о бок сидели на нижней полке, отогреваясь, а накопившуюся грязь с них смывали мочалками холопы.

Лишь в середине января Басарга окреп достаточно, чтобы предстать перед глазами государя.

– Гнев мой велик, боярин, – сообщил ему Иоанн, с силой сжимая подлокотники трона. – Святыни нет. Стало быть, и похода не будет. Еще год княжество Литовское станет терзать наше порубежье своими набегами.

– Виноват, государь, – склонил голову Басарга.

– Ведомо мне, витязь, сражался ты, ако лев, и едва живота не лишился, волю мою исполняя. Виновные татьбы, супротив тебя учиненной, найдены будут и наказаны. Языков много сотоварищи твои привезли. Хоть какой, да развяжется. Однако же приказы даются для того, чтобы исполнены были, боярин! – повысил голос Иоанн. – Доблесть ратная есть достоинство великое. Но одно поручение проваленное сотни и тысячи воинов погубить способно! По размышлении здравом, ты бы лучше для дела своего лишнюю сотню стрельцов прихватил. Не о том думай, что трусом назовут, а о том, что уж с ними точно никто не остановит. Ты понял меня, подьячий Басарга Леонтьев?

– Да, государь.

– Ныне отправляйся, раны свои залечивай. Однако в октябре святыня должна прибыть сюда. Не о подвигах я хочу услышать али свершениях великих, не о славе, которой ты себя покроешь, а тихую весточку о выполнении поручения. Так исполненного, что никто, кроме нас троих, о сем и не заподозрит. Иначе, боярин, зело удивлен я буду… Ты понял меня? Ступай!

– Все сделаю в точности, государь!

Подьячий не стал нарушать приказа даже в мелочи и в тот же день велел Тришке-Платошке складывать вещи.

Ловкий сын рыбака ухитрился отделаться в сече сущей мелочью – был оглушен во время второй сшибки и благополучно провалялся всю схватку под берегом. Теперь холоп с гордостью показывал свой шлем с изрядной вмятиной – доказательство храбрости. Вроде как голову чуть не потерял – но, однако же, не получил вообще ни единой царапины!

– Ты куда собрался? – поинтересовался Софоний, встретив хозяина дома в пустой и холодной трапезной.

– Иоанн отсылает.

– В опалу?

– Почти так… До осени – опала, а осенью надлежит до конца поручение довести, что по той осени не исполнили. Государь гнев еле сдерживал. Очень важные замыслы его из-за оплошности нашей не состоялись. Коли второй раз подведу, лучше уж сразу на плаху идти, его не тревожа.