Бернард Корнуэлл - Хроники Артура
Лодки франков так и кружили вокруг стен, где бухта была достаточно мелководной, и развлекались, протыкая кольями наши ивовые ловушки. Одна такая лодка наскочила намель и застряла примерно в четверти мили от острова. Кулух приказал захватить ее. Нас было человек тридцать. Выбравшись наружу по спущенной со стены старой рыбацкой сети, мы быстро добрались до франкского суденышка. Все двенадцать человек из их команды тут же разбежались. В лодке оказались две бочки соленой рыбы и два черствых каравая хлеба, все это мы с торжеством притащили к своим. А когда наступил прилив, мы пригнали к стенам крепости и лодку Ланселот, узнав о нашем своеволии, снова никак не показал неудовольствия, зато королева Элейна прислала строгую записку, требуя отчета о доставшейся нам добыче. Мы отправили немного сушеной рыбы на холм, но наш дар был истолкован как оскорбление. Ланселот заявил, что мы пируем, когда Инис Требс голодает. Возмущенный, я отправился ко дворцу, чтобы потребовать извинений. Я тщетно вызывал Ланселота, который укрылся со своими поэтами за запертой дверью. Плюнув, я вернулся назад.
Галахад, несмотря на наше отчаянное положение, просто светился от счастья. И все оттого, что с ним теперь была Леанор, арфистка, которую я впервые увидел два года назад и в тяге к которой мне признался Галахад. Это была та самая изнасилованная Ланселотом девушка. Они с Галахадом ютились в углу склада. С каждым из нас жили женщины. Все мы понимали безнадежность своего положения, тяготились этим и потому в ожидании неминуемой смерти спешили взять от жизни все, что могли. Женщины наравне с нами стояли в карауле, зашвыривали камнями франков, когда те пытались разрушить наши жалкие ловушки для рыб. У нас давно остались лишь те копья, что мы принесли с собой в Беноик и берегли для последней, главной битвы. Наши лучники не имели даже стрел и довольствовались залетавшими к нам метательными снарядами и дротиками франков, но, по мере того как насыпная дорога приближалась к стенам города и франки могли стрелять почти беспрестанно, запас вражеских стрел увеличивался. У самого края своей дороги франки устроили передвижную защитную стену, и их лучники не давали теперь высунуться защитникам главных ворот. Дорога дошла уже до постоянно сухой отмели, и мы со дня на день ожидали штурма.
Было начало лета. Полнолуние увеличивало силу приливов, и большую часть времени насыпная дорога франков оставалась под водой, но отливы обнажали обширную песчаную равнину, окружавшую Инис Требс, и франки беспрепятственно подходили под самые стены. Их барабаны теперь звучали беспрестанно, а уши наши были забиты угрозами и руганью обнаглевших врагов. Однажды они устроили прямо на виду у нас безобразную оргию. На берегу разожгли большие костры, пригнали к насыпной дороге целую колонну рабов и одного за другим всех пленников обезглавили. Рабы были бриттами, у некоторых в Инис Требсе оставались родственники, наблюдавшие за этим варварством с городских стен. Горевшие жаждой мщения, они рвались за пределы города в тщетной надежде освободить несчастных женщин и детей, франки ожидали нападения и выстроили неприступный заслон из щитов, но люди Инис Требса, обезумевшие от гнева, кинулись в атаку. Среди них был и Блайддиг. Он погиб, сраженный франкским копьем. Мы, думнонийцы, наблюдали, как горстка оставшихся в живых мчалась под защиту городских стен. А что нам оставалось делать? Добавить свои тела к горе мертвецов? С трупа Блайддига содрали кожу, выпотрошили его и насадили на кол, воткнутый у края насыпной дороги, и мы вынуждены были смотреть на этот ужас до начала прилива. Но и на следующее утро, когда вода отхлынула, мы снова увидели просоленные морем останки несчастного Блайддига, разрываемые жадными чайками.
— Мы должны были пойти вместе с Блайддигом, — с досадой сказал Галахад.
— Нет.
— Лучше умереть как мужчина, сражаясь щитом к щиту, чем умирать с голоду.
— У тебя еще будет возможность ринуться на стену щитов, — пообещал я ему.
Но пока я занимался укреплением наших позиций. Мы завалили ведущие к нашей части стены дороги на тот случай, если франки ворвутся в город. Таким образом мы могли бы удерживать их до тех пор, пока всех наших женщин и детей уведут по вьющейся между каменными уступами узкого ущелья тропинке к спрятанному на северо-западной стороне острова кораблю. Мы навалили на днище судна камни, и оно дважды в день во время прилива скрывалось под водой, благодаря чему приливная волна не могла разбить его о прибрежные скалы. Я предвидел, что франки атакуют в момент отлива, и потому велел двоим нашим раненым бойцам быть наготове и, как только начнется сражение, спуститься к кораблю и освободить его от камней. Утлое суденышко было нашей последней надеждой.
На помощь нам не приплыл ни один корабль. Как-то утром на горизонте вспыхнул белый парус, и по городу разнесся слух, что плывет сам Артур, но парус удалялся и совсем скрылся в сизой дымке. Мы были предоставлены сами себе. По ночам мы тихо пели и рассказывали друг другу всяческие истории, а днем с тревогой наблюдали, как скапливаются на берегу военные отряды франков.
Атака началась днем на отливе. Они валили огромной толпой, в кожаных доспехах, железных шлемах, с высоко поднятыми деревянными щитами. Насыпная дорога кончалась почти под самой стеной. Франки пересекли небольшую песчаную косу и оказались перед главными воротами. Впереди нападающие несли огромное таранное бревно, заостренный конец которого был оправлен в бычью кожу, следом тащили длинные лестницы. В мгновение ока лестницы оказались приставленными к городской стене.
— Дайте им взобраться! — проревел Кулух.
Как только на одной из лестниц оказалось пять человек, он швырнул вниз огромный валун. Франки завопили, хватаясь за перекладины рушившейся лестницы. Когда Кулух поднял над головой второй валун, о его шлем звякнула стрела. И в ту же секунду стрелы засвистели над нашими головами, зазвенели о каменные стены метательные дротики. Франки волнами бились у подножия стены, накатывались и снова отступали. Мы швыряли камни, лили горячую воду. Каван втащил вверх одну из лестниц. Мы тут же разломали ее и закидали обломками карабкающихся наверх франков. Четверо наших женщин, сражавшихся бок о бок с нами на крепостном валу, с трудом подняли обломок каменной колонны и спустили вниз по дождевому желобу. Криками радости встретили мы вопли придавленных колонной врагов.
— Вот она, грядущая тьма! — крикнул мне Галахад. Он ликовал: пришел час последней битвы, и этот сильный человек плевал в глаза смерти. Галахад подождал, пока франк добрался до верхней перекладины лестницы, и с силой рубанул мечом. Голова врага отлетела и покатилась вниз, в песок, а обезглавленное тело так и торчало на верху лестницы, преграждая путь взбиравшимся следом франкам. Мы разбирали каменную кладку амбара, превращая обломки камней в боевые снаряды. Франки уже не осмеливались взбираться на стену и с угрожающими криками толпились внизу. Кажется, эта битва осталась за нами. Мы насмехались над врагами, выкрикивая, что их побили женщины, а уж в следующий раз, если они осмелятся приблизиться, в бой вступят наши воины. Не уверен, что они в панике могли расслышать эти насмешки, но, испуганные нашей дружной обороной, отступили. Однако главные их силы все еще ломились в ворота, и грохот тарана смешивался с беспрестанным барабанным боем.
Заходящее солнце удлинило тени, и они протянулись по песку вдоль западной оконечности мыса. Розовые облака покрыли небо. Чайки спрятались в каменных щелях. Двое наших раненых отправились проверить спрятанный корабль и освободить его от камней. Я все же хотел, чтобы он был наготове. Наступал вечер, и начинающийся прилив должен был оттеснить франков от стен. Мы уже готовились праздновать победу.
Но тут с противоположной стороны донеслись торжествующие крики, и мы увидели, что отброшенные от нашей стены франки устремились туда, откуда слышались звуки боя. Мы поняли, что город потерян. Позже, по рассказам уцелевших людей, нам стало ясно, как это произошло. Франкам удалось взобраться на низкую каменную ограду гавани, и они легко проникли в город.
Мы с Галахадом взяли двадцать солдат и повели их напрямик через сооруженные жителями города баррикады, Кулух остался охранять и защищать наш участок стены. Первые клубы дыма поднимались над поверженным городом.
Мы вместе с защитниками главных ворот бежали к центру. За первым же поворотом на каменных ступенях мы увидели врагов, карабкавшихся, как крысы, на крышу амбара. Сотни вражеских копьеносцев нескончаемым потоком захлестывали набережную и устремлялись к вершине городского холма. Их штандарты из бычьих рогов торчали уже повсюду, барабаны гудели непрестанно, и уже слышались в домах визг и вопли захваченных в плен женщин. Слева от нас, там, где франки укреплялись за парапетом набережной, внезапно возникли копьеносцы в белых плащах. Руководил ими Борс, кузен Ланселота и начальник дворцовой стражи. На какое-то мгновение мне показалось, что его появление решит исход битвы и ему удастся отбросить вторгшихся в город франков. Но вместо атаки он повернул своих воинов, и они стремительно понеслись по широким каменным ступеням, ведущим вниз к морю, там на причале стояли маленькие лодки. Отряд Ворса спасался бегством. Среди них я заметил Ланселота, поддерживавшего под руку мать, и спешащих за ним следом перепуганных придворных. Fili в панике покидали обреченный город.
