Тайна Моря - Брэм Стокер
Путь, который мы выбрали сегодня ночью, требовал долгого обхода через лес, поскольку вел к противоположной от ворот стороне. Это была всего-навсего узкая травянистая тропинка, берущая начало меж двух больших деревьев, которые стояли близко друг к другу неподалеку от одного из пригорков, что подступали к замку. Тропинка вилась меж стволов, пока наконец не упиралась в задний фасад старой часовни, которая высилась на скале, скрытой в лесу где-то в трех сотнях футов от западной стены замка. Часовня была очень древней, уже полуразрушенной: ее построили на много веков раньше нынешнего замка, еще как часть предыдущего. Возможно, ею пользовались в начале XVI века, но давно не восстанавливали и даже не накрыли крышей — в трещины попали семена, пустили корни, и проросшие деревья уже поднялись в полный рост. Был там один старый дуб, судя по ширине и заскорузлой коре насчитывавший не меньше двух веков. Не только корни, но и сам его ствол и ветки разворотили большие камни, из которых складывались длинные низкие окна довольно необычного вида. Окна представляли собой всего лишь горизонтальные прорези в стене — по сути, искусственные щели меж каменных масс. Всего три по сторонам часовни, каждое около двух футов в высоту и шести футов в длину; посредине щель прерывалась косо уложенной каменной опорой. Среди слуг касательно этого места имелось суеверие. Никто из них ни при каких обстоятельствах не приближался к часовне ночью, да и, собственно, днем.
Перед часовней тропинка расширялась. Когда-то здесь проходила дорога через лес, но века забвения сделали свое дело. Из упавшей сосновой шишки, букового ореха да желудя тут и там проросли деревья, ныне превратившие некогда просторную аллею во множество завивающихся тропинок меж широких стволов. Одна из причин, почему мы избрали этот путь, — его бесшумность. Трава, мох и ржавые охапки сосновых игл не выдавали поступи — ежели постараться, здесь можно было пройти неуслышанными. Пробравшись незамеченной через лес, Марджори могла прокрасться к дверям в тени замка и спокойно войти.
Мы медленно и опасливо шли рука об руку, едва смея вдохнуть, и как будто спустя вечность наконец достигли часовни. Затем на цыпочках прокрались вдоль южной стены. Минуя первое окно, Марджори, шедшая впереди, остановилась и так сжала мою руку, что я понял: ее волнению есть серьезная причина. Она подалась назад, чтобы мы оба отодвинулись от оконного проема, тусклые очертания которого в гранитной стене едва-едва виднелись — черный провал в заросшем лишайником камне.
Приложив губы к моему уху, она прошептала:
— Там люди. Я слышу речь!
В жилах застыла кровь. Вмиг в голову хлынули все опасности, грозившие Марджори. В последнее время мы чувствовали себя неуязвимыми, неизвестная опасность казалась отдаленной, но теперь время и место, сама репутация старой часовни обрушили поток жутких образов, мучивших меня с того самого момента, как я узнал о заговоре против Марджори. Первым порывом было прижать к себе и крепко обнять жену. Даже в такой ситуации я почувствовал радость от того, с какой готовностью она подалась навстречу. Несколько мгновений мы стояли молча — лишь бились вместе наши сердца.
Затем она снова зашептала:
— Нужно подслушать. Быть может, мы узнаем, кто они и что замыслили.
Так мы снова приблизились к проему. Марджори встала под ним, а я — рядом, обнаружив, что так слышу лучше: когда я нагибался, в ушах шумела кровь. Голос, раздавшийся первым, был могучим — даже шепотом он звучал гулко, хрипло и раскатисто:
— Значит, решено: ждем весточки от Виски-Томми. И сколько придется ждать?
Отвечавший голос тоже шептал, плавный и елейный, но отчетливый:
— Как знать. Ему надо договориться с Голландцем, а с его братией это не так-то просто. В хорошем настроении они народ набожный, но господи! В дурном — чистый ужас. Тот еще тип. Но он умен — это я признаю, и он сам это знает. Теперь я почти жалею, что мы приняли его, хоть он и умен. Впрочем, ему лучше поостеречься, ведь никто из нас большой любви к нему не питает, и коль он предаст или подведет… — Голос затих, завершив фразу щелчком, в котором я узнал раскрывшуюся пружину ножа боуи.
— И правильно. Если потребуется, я в деле!
Раздался еще один щелчок. Этот первый голос звучал сильно и решительно, но почему-то, несмотря на зловещие речи, не так безжалостно, как второй. Я посмотрел на Марджори и увидел, как пылают ее глаза в темноте. У меня снова екнуло сердце: в ней пробудился старый дух первопоселенца, и вот уже мой страх стал не тот, что прежде.
Она прижалась ко мне и, как прежде, зашептала:
— Будь готов спрятаться за деревьями: я слышу, как они встают.
Очевидно, она не ошиблась: теперь голоса стали отчетливей благодаря тому, что уста говоривших оказались на одном уровне с окном.
Вступил третий голос:
— Пора сматывать удочки. Скоро пойдут в обход парни Мака.
Марджори ловко поднырнула под окном и снова зашептала:
— Встанем за деревьями перед дверью. Оттуда мы сможем увидеть их, когда они выйдут, — нам не помешает знать их в лицо.
Знаком предложив ей идти вдоль стены, у которой мы находились, сам я обошел часовню позади и, пригибаясь под окнами, наконец зашел за неохватные дубы перед фасадом, к северу от бывшей здесь когда-то росчисти. Со своего места я видел Марджори за стволом напротив. Так мимо нас никто бы не проскользнул, поскольку мы видели и окна с каждой стороны, и разрушенный дверной проем. Мы ждали, и ждали, и ждали, боясь шевельнуть рукой или ногой, чтобы не насторожить врага. Время тянулось бесконечно, но никто не выходил, а мы всё стояли, затаив дыхание.
Наконец я заметил два силуэта, крадущихся между деревьями к часовне. Я скользнул за свой ствол и, бросив тревожный взгляд в сторону Марджори, с облегчением увидел, что она сделала то же. Все ближе и ближе подходили те фигуры. От них не исходило ни
