Главная роль - Юлия Викторовна Чернова
Начальник гвардии пристально посмотрел ему в глаза, но ничего не ответил. Максим поспешил к Нерве. Гефест рассказывал, что преторианского префекта Домициан принимал немедленно, в любое время, когда бы тот ни появился. Актер полагал, Нерве следует поступить так же. Незачем ссориться с Элианом.
Доложил. Показалось — узкое, худое лицо императора вытянулось еще больше.
— Пусть ждет.
Максим, убежденный, что начальника преторианцев не стоит раздражать, возразил:
— За спиной Элиана девять тысяч солдат.
— Знаю, опасен. Потому и поступаю с ним строже, чем с остальными. Иначе Элиан вообразит, что его боятся. Выйдет из повиновения.
Максим всерьез заволновался. Готов был поклясться: Нерва совершает ошибку. На такого человека, как Элиан, нельзя надевать тесный ошейник.
Вернувшись к префекту, актер сказал:
— Цезарь просил тебя подождать.
— Просил?! — На губах Элиана появилась прежняя надменная усмешка. — Император не просит. Даже такой, как Нерва. Приказывает! Хорошо. Я подожду.
В голосе его почувствовалась угроза. Элиан отступил в сторону, и Максим повернулся к очередному гостю. Им оказался Марцелл. Максим провел сенатора к Нерве сразу. Знал, Марцелл с пустяками не явится. По дороге успел сказать:
— Нерва обозлит Элиана. Это ошибка.
Сенатор понял мгновенно. Помрачнел. Вероятно, изучил нрав Элиана куда лучше Максима — как и нрав Нервы.
— Скажу императору.
И уже себе под нос пробормотал:
— Боюсь, бесполезно.
Опасения сенатора подтвердились. Нерва охотно выслушал его просьбу: возвратить осужденных, сосланных Домицианом. Велел Максиму составить список. Но едва речь зашла о начальнике гвардии, на лицо Нервы легла тень.
— Ценю подданных по заслугам. Заискивать ни перед кем не собираюсь.
Максим быстро переглянулся с сенатором, догадываясь, что и того пронзило острое чувство тревоги.
…Император принял начальника гвардии не раньше, чем покончил с остальными делами. Касперий Элиан был краток. Перечислил заслуги некоторых солдат и командиров, предлагая повысить их в чине. Нерва ответил, что решит это позже. «Боится, Элиан возвысит людей, преданных ему лично», — разгадал Максим. Он записал имена и предполагаемые должности, после чего вышел проводить начальника гвардии.
В пустынном коридоре Элиан остановился, настороженно оглянулся по сторонам и крепко сдавил запястье Максима.
— Прорицатель, ответь. Это бедствие надолго?
Не оставалось сомнений, что «бедствием» он именует божественного цезаря.
— Нет, — лаконично отозвался Максим.
— Кто придет после него?
— Солдат.
— Имя?! — потребовал Элиан.
Максим не ответил. Не хватало, чтобы поползли слухи о мнимом претенденте, чтобы власть Нервы, и без того слабая, зашаталась.
Элиан смотрел недоверчиво. Вероятно, думал: прорицатель манит ложной надеждой, заставляет повиноваться немощному цезарю.
Коротко взмахнув рукой, начальник гвардии удалился. Максим почувствовал, что Элиан не примирится с властью Нервы.
Вечером, составляя вместе с Гефестом список осужденных Домицианом, Максим перебрал в памяти прошедший день. Заключил, что научился многому. Выяснил, кого допускать к цезарю в первую очередь и кого не допускать совсем. Понял, как надлежит разговаривать с гостями и с самим повелителем.
Все это было неплохо. Но что-то мучило, не давало покоя. На душе скребли кошки. Максим призадумался. И невольно произнес вслух:
— Касперий Элиан.
* * *
Всю ночь они с Гефестом провели разбираясь, кто и за что был осужден при Домициане. На одни таблички заносили уголовных преступников, на другие — тех, кто просто попал в немилость.
— Марк Прокул. Похитил из храма Дианы…
Перст Максима указующе нацелился, Гефест взял таблички с левого столика и безукоризненным почерком занес туда прегрешения Прокула.
— Гай Мигдоний. Оскорбление величества.
Палец актера описал выразительную дугу. В ход пошли таблички с правого столика.
— Валерий Лициниан — кощунство и святотатство…
Максим потер веки. Перед глазами давно роились черные точки. Имя Лициниана казалось знакомым. Кто это? Лициниан… На свежую голову он бы сразу сообразил. А теперь просто отупел от усталости. Лициниан…
Внезапно к щекам Максима прихлынула кровь.
— Валерий Лициниан! Он оговорил весталку Корнелию!
Актер быстро схватил свиток с именами осужденных.
— Да! Здесь и написано: кощунство и святотатство.
Отшвырнул свиток. Сидел, сжав кулаки. Вспоминал слова Сервии: «Обвиняли троих. Весталке не дали оправдаться, осудили. Целер отрицал вину, его засекли насмерть. Лициниан сознался, его пощадили».
Гефест потянулся к списку, расправил бережно, вдумчиво прочел:
— Лициниан оскорбил богиню Весту.
Поднял глаза на Максима.
— Мы-то знаем, что это неправда. Куда его вписать: в уголовные или просто в опальные?
Актер взвился с места.
— Еще спрашиваешь?! По-твоему, оговорить безвинного человека, обречь на мучительную смерть — не преступление? Не сознайся Лициниан, допросили бы саму Корнелию! Она сумела бы оправдаться! И Целер остался бы в живых! Его смерть, страдания Корнелии — на совести Лициниана!
Сел, гневно покосился на свиток, безжалостно отрезал:
— Заноси к уголовным!
Гефест шевельнул бровями, но повиновался.
Приоткрылась дверь, и раб-помощник подал Гефесту очередной свиток.
Максим, не остывший после вспышки, процедил сквозь зубы:
— Сколько же их еще? Так и до утра не управимся.
— Все, — успокоил Гефест. — Этих людей схватили накануне… накануне убийства…
Голос вольноотпущенника дрогнул. Максим только глазами повел: ни малейшей жалости к Домициану не испытывал, особенно в эту минуту. Но чувства Гефеста решил пощадить. Смолчал.
— Цезарь не успел вынести им приговор, — растолковал вольноотпущенник.
— И что? Их отпустили?
— Нет. Ждут решения нового цезаря.
— Так и сидят?! — Максим покрутил головой. — Завтра же сообщу Нерве. Перепиши на отдельную табличку. Диктую: сенатор Валерий Юкунд, сенатор Целий Ситурнин. Прорицатель…
Максим, ничего не понимая, глядел в свиток. Какой еще прорицатель? Что, у него появился конкурент?
Гефест непочтительно хихикнул. Пояснил:
— Речь о тебе.
— Так меня же выпустили!
— До сих пор не знаю, почему, — раздельно произнес вольноотпущенник. — Говорят, хлопотала сама Августа. Любопытно, чем ты ей угодил?
Гефест с откровенным подозрением буравил Максима взглядом. Тот поспешил сменить тему.
— Ладно, одним беспокойством меньше. За меня хлопотать не придется… Посмотрим, кто там у нас еще. Так… Вольноотпущенник Теренций… Тит Вибий…
— Кто? — Гефест разинул рот.
Воцарилась тишина. Максим, не доверяя себе, молча пододвинул Гефесту список. Тот прищурился, поднес папирус к самым глазам. Прочел по буквам:
— Т-и-т В-и-б-и-й.
Выронил свиток и уставился на Максима. Актер опомнился первым.
— Ерунда. Не может быть. Наверное, однофамилец.
Гефест быстро и согласно закивал головой.
— Конечно, совпадение. Не приказал бы Домициан арестовать Тита Вибия…
Максим насторожился. В тоне Гефеста сквозила откровенная зависть: «Даже я этой чести не удостоился».
— Цезарь даже имени его никогда не слышал! — Гефест пылал обидой. — Какой-то нищий с Авентина!
— Верно, — подтвердил Максим.
Гефест не мог успокоиться.
Тит Вибий! Для Домициана он значил не больше пылинки. Цезарь был велик. И воевал с великими. С Марцеллом… С тобой…
— О да, — с преувеличенной серьезностью согласился Максим.
— Вибий, Вибий, — твердил
