Павел Комарницкий - Мария, княгиня Ростовская
— Матушка… — встрепенулась нянька, но Мария приложила палец к губам.
— Т-с-с…
Сыновья уже спали. Борис почмокал во сне губами, промычал невнятно — видно, сон какой снился. Маленький Глеб сопел в две дырки совершенно безмятежно.
— Ровно ангелы небесные… — чуть слышно подала голос нянька. Мария улыбнулась в ответ.
Где-то в княжьем тереме возник невнятный шум.
— Не иначе, князюшка наш… — вновь заговорила нянька, но Мария уже не слушала. Направилась к двери. Соскучилась по мужу, уж самой себе врать не надо.
— Гонец! Гонец из Владимира! — донеслось из крытого перехода.
Навстречу торопливо шёл боярин Воислав.
— Что там, Воислав Добрынич?
— Похоже, война, матушка моя. Прав был твой отец-то, князь Михаил Всеволодович. Ох и прав!
— … Вот такие теперь дела, пресветлый княже. Подмоги просим у тебя, Михаил Всеволодович. Что скажешь?
Князь Михаил смотрел перед собой невидящим взором, в глазах отражалось, мигало пламя свечей. Евпатий хрустнул сцепленными пальцами рук. Неужто откажет?
— Нет у меня здесь большого войска, Евпатий. Малое же, я так мыслю, не поможет тут.
Он мрачно усмехнулся.
— Ведь говорил же всем, предлагал… Нет, не вняли… Что князь Георгий Владимирский?
— Послали и к нему за подмогой, Михаил Всеволодович. Должен помочь, я так чаю.
Князь Михаил усмехнулся ещё мрачнее.
— Всем известно на Руси — князь Георгий Всеволодович кому ежели должен, прощает великодушно.
— Тут случай особый, пресветлый княже. Беда страшная грядёт, ежели не соберёмся мы со всей ратной силою. Не видал ты татар этих, княже, не в обиду тебе будь сказано.
— Не видал, да знаю! — отрезал Михаил. — Небось, князь Юрий обещался под руку величайшего из величайших князя Владимирского стать?
— Про то не ведомо мне, пресветлый.
— А хоть бы и так… Дождались, едрить вашу! — князь стукнул кулаком по столу. — Ты чего молчишь, Фёдор?
— Скажи, Евпатий… — прокашлялся боярин Фёдор. — Как в Рязань с войском попасть думаешь, ежели исполнит Михаил Всеволодович просьбу князя Юрия?
Евпатий повернул голову.
— Так мыслишь, в осаде она будет?
— Так мыслю, уже в осаде есть. Или всерьёз полагал ты, что развеют такое войско лихие рати рязанские, аки дым по ветру?
Евпатий стиснул край столешницы так, что побелели костяшки пальцев.
— Ход подземный имеется. Далеко в лес ведёт, место глухое, неприметное. Мало кто знает о нём, так что в Рязань попадём без запинки. Только надеюсь всё же, что ошибаешься ты, Фёдор Олексич.
— На чудо уповаешь, стало быть, — вздохнул князь Михаил. — Ладно. Не время чиниться да обиды вспоминать. Дам я тебе, воевода, тысячу витязей из дружины своей, — он криво усмехнулся, — и даже встать под руку мою не потребую.
— Бог не забудет тебя, пресветлый княже!
— Не то говоришь, Евпатий. Не забыл бы он про землю русскую, вот что. А я уж как-нибудь ладно…
— Смолу ещё сюда!
— Нет смолы больше!
Воевода Клыч грязно выругался. Бессилие, которое он ощущал, было унизительно. Так трепыхается лягушка, неспешно заглатываемая ужом. Словно гигантская боевая машина ровно и уверенно взламывала оборону Рязани.
— Воевода! Князь кличет! — перед Клычом возник чумазый, как углежог, парнишка, с большими светлыми глазами на худом лице.
— Коня мне! — не стал спорить воевода. Князь Юрий просто так от дела отрывать не станет.
Кто-то, уже не разобрать, подвёл осёдланного коня. Клыч вскочил на него, с места взяв в галоп.
— Держаться тут гвоздём, покуда не вернусь!
Улицы Рязани были черны от размешанного снега пополам с сажей. Тут и там торчали обгорелые, дымящиеся развалины, кое-где огонь бушевал в полную силу, кое-где уже затухал. Ближе к центру, куда не долетали горшки с зажигательной смесью из вражеских машин, постройки стояли покуда целые, но и тут из-за обилия налипшей сажи казались пожарищами.
Стена, выходившая к Оке, была почти столь же высока, как и все другие, но сложена из брёвен потоньше. Ещё на подходе старый воевода услышал тяжкий удар и треск. Камнемёты поганых вовсю работали и с этой стороны.
— Звал, княже?
Князь Юрий обернулся, и в первый момент Клыч было не узнал его. Неужели вот этот измождённый, древний старец с чёрным лицом и есть князь Рязанский? Вроде молодой ещё был…
— Такое дело, воевода. Надо уводить всех, кого можно, тем лазом. Баб и ребятишек… Хотел вот Роману поручить, да с ног валится он.
Воевода подумал.
— Сделаем. Как стемнеет, княже. Чтобы до утра успели отойти подале.
Они взглянули друг другу в глаза.
— Завтра, Клычик, — ответил на невысказанный вопрос князь. — Ну, может, ещё день детинец простоит. И то навряд ли.
Помолчали.
— Поеду я, Юра.
— Давай, Клычик, — князь вдруг усмехнулся. — Больно уж страшен ты ликом, воевода. Мыслю, оттого и не прорвались покуда поганые. Как увидят воеводу рязанского, так и назад.
— И ты не краше смотришься, княже, — ухмыльнулся в ответ на шутку воевода.
— Так и тут потому только держимся, — невозмутимо ответил князь Юрий.
И они разом расхохотались. Вот ведь как интересно устроен русский человек, подумал князь Юрий. Вроде как не до смеха теперь… А вот чуть легче стало.
— … Тихо!
Рязанский детинец невелик, и ворота больше похожи на двери — конному не проехать, только пешему. Впрочем, толщина у воротин порядочная, и поверх толстых дубовых плах густо нашиты крест-накрест хорошо прокованные железные полосы.
Бабы и ребятишки, притихшие и серьёзные, неслышными тенями скользили во мраке, освещаемые только отсветами пожаров, бушующих повсюду в городе. Даже младенцы не хныкали, будто проникшись серьёзностью предстоящего дела.
— Сюда давайте. Да пригибайтесь, слышь-ко, тут притолока низкая, все лбы поразбиваете.
Тяжёлая низенькая дверца, окованная железом, разом отсекла внешний шум. Здесь, в подвале, он сливался в еле слышный глухой гул.
Вход в потайной ход был замаскирован под колодец. Первым нырнул в колодец молодой парень-дружинник, ещё вечером проверявший исправное состояние подземного хода. Второй изготовился подать ему горящий факел.
— Да не факел, дурень! — рыкнул Клыч. — Задохнутся они там с факелом-то. Свечи давай! Так, ты первая пошла, бабонька.
Совсем ещё молодая женщина, державшая за руку мальца лет четырёх, беспомощно оглянулась.
— Ну! — рыкнул воевода. — Да не бойся, дурёха, тут сажени нету!
— Ой, мамочка! — бабёнка перекрестилась и разом ухнула в лаз.
— Мальца её давай!
