Лев Вершинин - Несущие смерть. Стрелы судьбы

Есть ли у него надежные друзья и союзники, готовые оказать помощь в тяжелый час?..

Щадя самолюбие Селевка, Каутилья говорит, не раскрывая глаз, и базилевс Вавилонии благодарен брамину, ибо каждое слово индуса – жестокая правда.

Золото? Оно есть у вавилонских торговцев, финикийских мореходов и ростовщиков Иудеи. Но эти фазаны вкладывают средства лишь в прибыльные предприятия, а война во имя чести повелителя вряд ли будет сочтена ими способной принести хоть какой-нибудь барыш…

Войска? Плох базилевс, не имеющий воинов. Но жизнь показала, как быстро растрачиваются в индийских зарослях обученные синтагмы! Пять-десять раненых в день. И влажная духота, и шипящие ленты смерти под ногами, и стрелы, стрелы… К тому же армии следует платить.

Друзья? Откуда они у того, кто увенчан диадемой?!

Союзники? Кассандр – далек, и ему безразличны дела азиатские. Птолемей? Однажды он уже помог, совсем немного, а после стоило немалых усилий заставить его понять, что поддержка, оказанная однажды, вовсе не означает подчинения Вавилонии Египту. Он понял. Но с тех пор он – не союзник…

– Смирись, Селевк, – без усмешки, очень по-доброму завершил Каутилья. – Никому не дано преодолеть карму…

Карма?!

Селевк вздрогнул.

Ему доводилось уже слышать это слово. Даже дважды. В первый раз он еще не был базилевсом и даже не смел мечтать о диадеме. Он был всего-навсего царским гетайром и помнит, как сейчас: Божественный пожелал обладать сапфиром «Средоточие Блеска», величиной в бычью голову. Где-то неподалеку от Александрии-Дэйамны прятали прославленный камень, и после неудачных поисков Божественный, не терпевший, когда его желания не исполнялись немедля, повелел взять в заложники детей тех, кто мог знать точное место. Камень был объявлен ценой сохранения детских жизней. Но отцы молчали. Тогда было зарезано дитя. И другое. И третье. А отцы молчали. И камень оставался недосягаемым. И тогда удивленный Божественный спросил: «Ужели вам, отцы, не жаль плоть и кровь свою?» Индусы же ответили одним словом: «Карма!» И не сказали ничего более. Не издали ни звука, даже сгорая на медленном огне вместе с телами зарезанных детей.

Вторично… о! Селевк был уже стратегом, из тех, кого приблизил и обласкал Александр, вернувшись в Вавилон из индийского похода. Божественный умирал. Умирал тяжело и неопрятно. От болезни? От яда? Какая разница? И был призван индиец-йог, умевший – и это подтверждали свидетели! – оживлять мертвецов. Он поглядел на Царя Царей с порога и кивнул, давая понять, что ничего сложного в исцелении нет. Но затем, ощупав недужного и осмотрев нечто, видимое лишь ему одному, встал и вышел из опочивальни, бросив напоследок все то же единственное слово.

Карма.

Эллин сказал бы: ананке.

Неотвратимость…

– Итак, вы требуете все, ничего не давая взамен? – сухо и отрывисто спрашивает Селевк, и брамину становится понятно, отчего трижды проклятый Безумец, приведший некогда юнанов, называл в свое время человека, сидящего напротив, своим отражением.

Нельзя загонять в угол израненного тигра. Тигр может прыгнуть, и охотник станет дичью сам! Побелевшие глаза раджи свидетельствуют о том, что он уже готов к прыжку. Глядящий так способен, уходя, поджечь джунгли и отравить источники. Больше того! Он не остановится и перед разрушением храмов…

Каутилья приказывает уголкам губ чуть приподняться.

Гнев – скверный советчик, говорит брамин. Если бы уважаемый раджа удостоился прочитать священные Веды, он знал бы, что безвозмездно не берется ничто. Махараджа-дхи-раджа Чандрагупта не станет платить юнанам за то, что и так принадлежит Магадхе. На том берегу и на этом. Такая плата унизила бы род Маурья. Но, признав Индию индийской, раджа Селевк не останется внакладе. В знак дружбы, и только в знак дружбы, Магадха одарит его тем, что дороже золота и надежнее свитков, провозглашающих вечный союз, который, как и все союзы, все равно не будет вечным…

– И что же это? – недоверчиво, но и заинтересованно спрашивает Селевк, зная: брамины избегают лжи, ибо ложь препятствует успеху дальнейших перевоплощений.

Каутилья смешно супит почти незаметные бровки.

– Это – победа, – отвечает он тихо. – Над самым страшным из врагов. Ведь у тебя есть такой враг?

Брамин прищуривает один глаз. Втягивает щеки. И становится вдруг удивительно похож на того, кого никогда не видел.

На Антигона.

На царя Азии, готовящегося нынче к большой, к последней войне. На того, кто называет себя царем всех македонцев и не признает права Селевка обладать Вавилоном. На человека, повинного в том, что Селевку приходится уводить войска из индийских сатрапий…

Селевк заинтересован. Даже более чем заинтересован.

– Великий воитель Аджаташатру в комментариях к «Шрирангабхутре» указал, о раджа, что в решающей битве побеждает имеющий хатхи. Много хатхи. Ты понимаешь меня? – продолжает брамин. – Знай же, что в битве с Кривым хатхи под твоим стягом пойдет больше, чем вы, юнаны, способны представить в страшнейшем из снов!..

Разочарование прорывается из груди Селевка тихим свистом. Хатхи? Слоны?!. Огромные громоздкие звери, способные топтать варварскую толпу, но бессильные против обученной пехоты?! Устаревшее, никого не пугающее оружие, позаимствованное у персов, но так ни разу и не пригодившееся?!

Откуда знать этому жрецу, как и все индусы, боготворящему серых великанов, к примеру, о Газе, где навеки рассеялся миф о непобедимости элефантерии?!

– Ты думаешь сейчас о Хас-Се, раджа? – понимающе склонил бритую голову Каутилья. – Это понятно. Но всякое оружие следует использовать так, как надлежит, с умением и пониманием. Иначе и меч не поразит, и пика не уколет…

Боги! Откуда этот восточный человек знает о Газе?!

– Персы, подражая нам, завели боевых хатхи. Они брали ими дань, но не сумели распознать тайны их обучения. Они думали, что хатхи – это боевые молоты, не больше. Но они ошибались! Как и вы, юнаны! Однако – взгляни, раджа!

На ковре возник крохотный ларчик и, распахнувшись, обернулся дощечкой, исчерченной квадратами.

Чатранг… Любимая игра Божественного!

Узкие пальцы коснулись крохотного костяного слоника.

– Смотри. Допустим, хатхи ударил с разбега. Он, конечно, сметет любого, вставшего на пути. Но стоит ему замедлить бег, и его поразит даже шудра*, оказавшийся поблизости, – Каутилья ловко переставил две-три фигурки. – А теперь последуем советам несравненного Аджаташатру…

Установив слоника на пустой горизонтали, брамин отделил белые статуэтки от черных.

– Видишь, раджа? Теперь хатхи просто стоит на месте. Но сумеет ли кто-то, даже кшатрий, пересечь эту линию?