Михаил Зуев-Ордынец - Последний год
— О, вот он, исполин среди великих мира сего! Сам большой хозяин Генри Астор! — восхищенно и преданно сказал снова появившийся рядом Шапрон. Он помолчал, не сводя с Астора молитвенно-восторженных глаз. — Клянусь, это какие-то особенные люди, особая раса! Это боги, спустившиеся на землю. У него сотни миллионов! О, боже! — сладостно простонал маркиз.
В почтительно притихшем зале был слышен только воркующий, обвораживающий голос княгини:
— Сэр, Генри, вы видите, я в трауре. Завтра у этого окна, — указала она на окно, штору которого откинул Андрей, — я буду рыдать, когда спустят русский флаг.
Астор ничего не ответил княгине, даже не посмотрел на нее, скучающе поглаживая сухими желтыми пальцами бритый подбородок.
— Он не обращает на княгиню ни малейшего внимания. Он не слушает ее! — засмеялся Шапрон. — О, миллионы! Миллионы не обязаны слушать, а их должны слушать все смертные!
Астор вдруг заинтересованно зашевелился и с грубой бесцеремонностью указал палкой на большое майликовое блюдо, висевшее на стене зала. И, повинуясь указанию палки, один из олимпийцев княжеской свиты ринулся к стене через испуганно расступившуюся толпу, снял блюдо и поднес Астору с низким поклоном и выражением восторга и преданности на благородном лице. Банкир посмотрел на прохладную, как вечерний океан, синеву майолики и постучал согнутым пальцем по краю блюда, будто покупая миску на базаре. Затем передал блюдо секретарю, кивнул одной княгине и вышел, стуча в пол палкой. И только.
— Настоящий большой хозяин! Все мое! — задохнулся от восторга Шапрон. — Говорят, он много работает, по двадцать часов в сутки, и других заставляет работать, как чертей! Теперь кончится здесь сонное царство. Он привез сюда свору коммерческих советников и специалистов. Вчера здесь высадился целый полк трапперов. Астор переманил их из Канады и Штатов. Завтра после полудня каждый пойманный бобер или застреленная лиса тоже ляжет в жилетный карманчик Астора. Вся пушнина Аляски в его руках! Какие колоссальные барыши!
Речь Шапрона, то восторженная, то ехидная, угрожающая, начала действовать на Андрея. Он чувствовал себя обложенным медведем. Куда ни кинься — нет выхода!
А маркиз зашептал возбужденно:
— На днях горные инженеры Астора отправятся в разные концы Аляски. А весной будут отправлены роскошно экипированные поисковые партии Вы надеетесь, что они не найдут ваше золото? — Андрей не мог видеть, как в глазах Шапрона заюлили мышки. — Надеяться глупо, надежды нет, а вы умны. Значит, вы решили преподнести ваше золото банкиру Астору?
Андрей яростно обернулся. Но маркиз смотрел куда-то в сторону восторженными глазами.
— А вот и баронесса. Dieu [63], какая красавица! — восхищенно сказал он.
ВСЕ ПОНЯТЬ — ВСЕ ПРОСТИТЬ
В следующую секунду и Андрей увидел ее. Она стояла в дверях, рассеянно оглядывая зал, и красота ее, сияющая, уверенная, ослепила его. Он крепко зажмурил глаза от необыкновенного света, загоревшегося в нем. Так закрывает глаза человек, ослепленный солнцем, а у него солнце вспыхнуло внутри, и от знойного этого сияния стало горячо и глазам и сердцу. Она двинулась от дверей в сторону, к окнам, а он рванулся, к ней навстречу, но остановился за несколько шагов, охваченный непонятным страхом. Лиза подошла к нему вплотную, подняла глаза и тоже остановилась.
— Вы… — потрясенно прошептала она и приложила обе руки к груди.
Андрей чувствовал, что у него жалкое лицо. Он хотел улыбнуться, но губы и щеки дрожали, будто он собирался заплакать.
— Здравствуйте, — сказал он. Голос его тоже дрожал.
Лиза не ответила. Она что-то глотала судорожно и не могла проглотить. А он, вскинув к подбородку, как на молитве, сложенные ладонями руки, сказал срывающимся голосом:
— Господи, какая встреча. Снова вижу…
Он смущенно смолк, не зная, как ее назвать. Лиза поняла.
— Зовите меня Лизой. По-прежнему. Еще лучше — Лизанькой. Если можете…
В голосе ее были мольба и ожидание.
— Лизанька! — тихо, счастливо засмеялся Андрей. — Тогда… Слышите? Ваш любимый вальс. Помните Смольный?
Она поняла и в знак согласия наклонила с улыбкой голову. Андрей положил руку на ее талию и смелым, сильным поворотом с места увлек ее в танец.
Теперь, несясь по залу, он увидел наконец ее по-настоящему. И не узнал прежней Лизы Прежняя юная красота Лизы, тонкая, чуточку изнеженная, превратилась в красоту цветущей женщины, ослепительную, волнующую и чужую, недоступную. Чужим был и пряный запах ее духов, экзотического иланг-иланга, и ее прическа с прямым пробором и волосами, спущенными на уши, по моде, введенной королевой Викторией, и особенно ее усталые, безрадостные глаза. Не может быть светло и спокойно на душе человека с такими измученными. глазами. Сердце Андрея защемило от жалости.
Он не замечал, что и Лиза смотрела на него с откровенным и жадным любопытством, смотрела удивленно и неспокойно на его большую гордую голову, на втянутые жесткие щеки, упрямо выдвинутый подбородок, смотрела в его широко расставленные глаза со жгучим синим пламенем в их глубине. Она тоже хотела видеть в нем прежнего Андрюшу, то бурного, мальчишески не сдержанного, то робкого и застенчивого. Но от прежнего мальчишества осталась только ребячья ямочка на подбородке, а былой робости и застенчивости не может быть в этом очень сильном и душевно и физически человеке. Она покосилась на его руку, на которую он забыл надеть перчатку, большую, широкую, в ссадинах и мозолях. Потом посмотрела на свою руку, тонкую и слабую, с точеными изящно суживающимися к ногтям пальцами, лежавшую на его огромной, твердой, как доска, ладони, и вздрогнула. Андрей заметил это и удивленно поднял брови.
— Вы по-прежнему хорошо танцуете, Андрэ, — поспешила она нежно улыбнуться. — Наверно, часто здесь танцевали?
— Пять лет не танцевал, — счастливо ответил он, — Последний мой танец, пять лет назад, с вами. А теперь — первый, тоже с вами.
Румянец теплой волной разлился по ее лицу, и она поблагодарила его взглядом.
— Я знаю, вам было не до танцев Я знаю вашу здешнюю жизнь.
— Кто вам рассказывал обо мне? — улыбнулся Андрей.
— Вы сами. Я получила ваше письмо.
— Получили мое письмо? Когда?
Лиза на миг замялась, потом ответила быстро:
— Сегодня. Всего несколько часов назад! Это вышло случайно. Я пришла в почтовую контору сдать свои письма. Одно из них было адресовано отцу, Лаганскому. А ваше письмо тоже адресовалось Лаганской. Почтмейстер и выдал его мне.
— Очень глупое письмо, — пробормотал Андрей.
— О нет! Когда я читала его, мое сердце билось от восхищения, от гордости за вас, за моего Андрюшу! Вы Колумб, открыватель новых земель!
