Богдан Сушинский - На острие меча
— Простите, вы сказали: «В спальне»?
— По ночам она предельно откровенна.
— Мне следует ждать откровений?
— Вы все еще пытаетесь выведать у меня то, что обязаны познать сами. А вся ценность опыта с Сесилией — в ее откровениях.
— Но у меня только одна кровать.
— Она и не согласится спать на отдельной кровати.
— То есть?
— Неужели я должна объяснять вам, что это очень нежное создание, привыкшее к ласке. К женской, ну, можно сказать, к материнской, если вам так удобнее, ласке. Неужели я вообще должна еще что-либо объяснять? Наберитесь терпения, проведите одну ночь вместе с ней, поговорите и вспомните мое слово: эта ночь подарит вам много интересного. Так я пришлю Сесилию, а, донья Эжен?!
Взгляды их снова скрестились, но лишь на какое-то мгновение. Маркиза уже готова была согласиться с условием герцогини, однако та не стала дожидаться ее согласия, резко открыла дверь и ушла.
Маркиза подалась в коридор вслед за ней. Проследила, как д'Анжу спускается вниз. Все ожидала, что герцогиня скажет еще что-то, предваряющее разгадку Сесилии де Роан…
51
— Князь, впереди снова кайсаки!
Кремнистая дорога прорезала зеленый склон горы, словно старый пепельный шрам, и исчезала на седловине перевала, будто спускалась вместе с путниками в кратер вулкана.
Обоз, охраняемый спереди отрядом Гяура, а сзади — воинами Сирко и поляками, медленно подползал к середине этого шрама, растянувшись на две версты, и казался совершенно беспомощным перед лавиной кайсаков, татар или кем бы они там ни были, которая может обрушиться на него из-за перевала этого невысокого подольского хребта.
Пятеро всадников в татарских жупанах стояли по обе стороны дороги и терпеливо ждали, когда измученные кони первой повозки достигнут наиболее крутой части подъема. Потом откуда-то из «кратера» появились еще пятеро всадников. Эти были обмундированы и вооружены так, как польские драгуны. Они спустились по склону чуть ниже первого заслона и свернули на небольшую площадку слева от дороги.
— Хозар, бери десять воинов! — указал князь мечом на всадников, въехавших на площадку.
— О-дар!
— Улич, разверни полусотню и двигайся по склону! Остальных я поведу по дороге. Олаф, задержи обоз и прикрывай его до последней сабли!
«Медленно, тяжело идут саксонские битюги, — следил он за десяткой Хозара. — Они вполне пригодны для того, чтобы носить таких тяжеловооруженных воинов, как мы, во время неспешной войны где-нибудь в Пруссии или Фландрии. Но только не здесь, где темп боя определяется быстротой неприхотливых татарских лошадок и предельно облегченным вооружением конницы, при котором даже большинство татарских щитов изготовлено из дерева и кожи».
Гяур оглянулся. До чего же и в самом деле растянулся их обоз!
«Эти пятеро еще немного подождут и начнут уходить вверх, заманивая противника за собой, — пытался предугадать ход стычки. — А там, у самого перевала, по нам ударит отряд, пока что находящийся в засаде».
Однако все происходило не так. Послышался свист стоящего впереди других всадника — и цепочка кайсаков скрылась за перевалом. Снова свист, и те четверо, что стояли за ним, рассыпавшись по склону, тоже начали отходить.
Хозар воспринял это как вызов на поединок. И взмахом руки остановил своих воинов.
— Хозар, стой! — охладил его самого Гяур. — Я пойду к их вожаку, надо поговорить. Всем остальным оставаться здесь! — предупредил он воинов, достигнув линии, на которой остановились дружинники Хозара.
— Возьми свое копье, князь, — напомнил Хозар.
— У него ведь такого оружия нет.
Конь кайсака испуганно ржал и несколько раз вставал на дыбы, словно умолял седока поскорее уходить. Однако всадник не уходил. Поднявшись к двум молодым сосенкам, за которыми начинался пологий склон площадки, Гяур узнал его: это был тот самый кайсак, который пощадил его во время сечи у разрушенной мельницы.
— Опусти меч, князь!
Да, это, несомненно, он: широкоплечий, приземистый… А приблизившись еще немного, Гяур рассмотрел то, что прошлый раз бросилось ему в глаза: уродливо большие губы-наросты.
— Решил продолжить поединок, кайсак?
— Решил проситься на службу к тебе, кге-кге, мам-люки!
— На службу?! — не сумел скрыть удивления князь. — Чтобы при первом же грабеже я перевешал всех твоих воинов вдоль дороги, на крюках?
— Мы же не грабить к тебе идем, а служить, как воины, кге-кге. Те, кто решил остаться кайсаками — в основном татары, ногайцы и несколько турок, — ушли в степь. Наверное, будут проситься к буджакам или создадут новую кайсацкую орду.
Кайсак чуть отступил, давая Гяуру возможность въехать на площадку, и теперь они стояли по краям ее, словно воины на рыцарском турнире, готовые, по сигналу, ринуться друг на друга.
— Я хотел перейти к тебе еще тогда, после боя, как только вы похоронили своих и наших. Один хотел прийти. Но тогда твои рубаки рассекли бы меня прежде, чем успел бы пробраться к твоему стану. Да и ты не помиловал бы. Теперь, вижу, немного поостыли.
— Тогда кто же ты на самом деле?
— Рахманкули-Мамлюк, по прозвищу Бешеный. Так меня здесь кличут.
— Ладно, буду называть просто Мамлюком. Кстати, почему тебя так назвали?
— В юности успел побывать в Египте. Служил в отряде одного знатного мамлюка. Теперь вот привел своих мамлюков к тебе.
— Сколько вас здесь?
— Сорок три, кге-кге. Вместе со мной. Остальные человек двадцать ушли в степь. Здесь недалеко, в урочище, наш лагерь. После боя мы собрались в нем: и те, кто уцелел после схватки у развалин, и те, кто совершал наезд на соседнее село. Я так и сказал: кто хочет, может идти со мной к князю Гяуру, — слышал, что звали тебя так. Кто не хочет, может уходить в степь. Но обязательно уходить. Тех, кто не согласился идти к тебе, увел татарин Кашбурун.
— Но я со своими воинами сам только что принят на службу коронным гетманом Польши, так что платить мне вам нечем. А захотят ли платить поляки — пока не знаю.
— Я понял, что вы чужестранцы, — подъехал Мамлюк чуть ближе, и только теперь Гяур понял, что когда он выкрикивает свое «кге-кге», то это означает некое подобие смеха. И когда этот смех возникает, рот Мамлюка нервно тянется к правой скуле, превращая его улыбку в искаженный нервный оскал. А «мамлюки» — всего лишь его любимое словцо. — Но ведь нас не так уж и много. Часть заменит погибших, за остальных попросишь. Полякам воины всегда нужны. Казакам тоже. Пока, до первого боя, мы без платы. А потом постепенно будем заменять убитых.
— Не ожидал, что будешь проситься ко мне.
