Поль Махалин - Крестник Арамиса
Капитан распекал своего молодого товарища.
— Ну будьте же хоть немного благоразумны, барон, — говорил он ему. — Что за похоронное настроение, что за вздохи, от которых, того и гляди, закрутятся ветряные мельницы… Какого черта! Вы, кажется, обрадовались утром, когда по приказу генерала были назначены майором руководить этой маленькой экспедицией.
— Утром я подумал, что таким образом уберегусь от страданий, потому что не увижу прибытия нового командира полка, этого графа де Нанжи, укравшего мое счастье… А теперь думаю о том, что когда я вернусь, нужно будет терпеть присутствие этого ненавистного мне человека и ради дисциплины повиноваться ему и оказывать уважение… Видеть эту женщину, которая, как говорят, его сопровождает, и которую я все еще люблю… Ах, право, капитан, лучше, если бы пуля немца, притаившегося за деревом, помешала мне вернуться в лагерь и освободила от страданий, ожидающих меня там…
— Знаю, знаю: вы рассказывали мне эту историю… Но есть женщины, как монашки, только что без капюшона. Только и ждут ласки. Та вас забыла — забудьте ее тоже! Мало, что ли, в стране красивых девиц, всегда готовых утешить!
Элион махнул рукой, не желая слушать. Капитан настаивал:
— А сеньоры с глазами, стреляющими, как пушки, и с беспокойными бедрами тоже не хороши? Черт! Какой избалованный!.. Есть и другие! Да вот хоть эта прекрасная маркиза, кажется, одна из ваших прежних знакомых…
— Да, я встречался с мадам де Мовуазен когда-то в Париже и Версале, но здесь она меня не узнаёт, как, впрочем, и ее муж…
— Вы так думаете? А по-моему, она украдкой на вас поглядывала. Да и маркиз тоже, только несколько иначе, чем его жена…
— Ну-у, — протянул господин де Жюссак, — я думаю, она знает, что я чувствую к ней, потому что мы столкнулись лицом к лицу в штабе главнокомандующего, где я получал указания генерала.
— И что же, вы возобновили дружеское общение?
— Как раз этого мне бы и не хотелось. Но она мне его предложила бы, если бы я напомнил ей слова, некогда сорвавшиеся с ее уст при обстоятельствах, которые я хотел бы забыть навсегда…
— Что же вы сказали ей в штабе?
— Я сказал только, что я из тех, кто отдает себя целиком и никогда не отступает. Она холодно протянула мне руку, поклонилась и сказала: Vaya usted con Dios[23], что означает по-испански пожелание доброго пути…
— О черт!.. На вашем месте я бы опасался… У них там что-то нечисто, наверняка приготовлен капкан.
Крестник Арамиса беззаботно махнул рукой.
Они миновали постоялый двор «Рыцари». На крыше большого неказистого дома в ожидании добровольной жертвы своей отвратительной кухни — путешественника, ведомого несчастливой звездой — сидел хозяин и покуривал табачок.
Наступил час большого привала. По знаку лейтенанта солдаты составили оружие и устроились на краю дороги, чтобы перекусить. Капитан и лейтенант собирались спешиться с той же целью, как вдруг на вершине небольшого отлогого косогора, нарушавшего однообразие равнины, показался кортеж.
Мулы, наряженные в богатые попоны, тащили носилки. Четверо крепких погонщиков с кнутами в руках и мушкетами через плечо сопровождали их. Когда кортеж поравнялся с офицерами, из окошка высунулась женская голова.
Элион вскрикнул.
Все произошло с молниеносной быстротой. Блеснули глаза путешественницы, но тут один из погонщиков заслонил ее собой, и экипаж промчался мимо, оставляя позади облака пыли.
Молодой человек побледнел и закачался в седле.
— Что с вами? — спросил Тресарди, пытаясь поддержать Элиона.
— Это она, мой друг, это она! — прошептал Элион дрожащим голосом. — Та, которую я все еще люблю!.. Графиня де Нанжи!.. Вивиана!..
— В этих носилках?..
— Это она, говорю я вам… Она видела меня, она меня узнала… Графа с ней нет… Вивиана одна… Что это значит? Если бы я мог поговорить с ней!.. Сказать, что ее образ никогда не сотрется из моей памяти!.. Услышать ее голос, спросить, что разлучило нас!..
— Да разве это возможно? — проворчал капитан.
Барон не слушал его.
— О! — продолжал он лихорадочно. — Хотя бы еще раз встретиться! Укорить ее в измене!.. Но потом простить, ведь жизнь мне не мила и я ищу смерти от пули врага…
— Тысяча чертей! — воскликнул Тресарди. — Если это пробрало вас до печенок, догоните ее и объяснитесь…
— Вы думаете…
— Конечно, потому что это единственный способ вернуть себе покой, душевное равновесие и хорошее настроение!
Крестник Арамиса покачал головой.
— Я уже обо всем подумал. Но, увы! Это невозможно… Мне поручено дело, я должен встретить обозы…
— Ну, а я-то на что?
— Вы?..
— Ну да! Кто же еще возглавит отряд?.. Пришпорьте коня и скачите вслед за своей красавицей, поймайте ее и допросите… И после того как крепко поссоритесь, а потом помиритесь, садитесь на коня, догоняйте нас, и я передам вам командование отрядом и обозом… Ну что, идет, дружище?
Крестник Арамиса, казалось, растерялся. В какой-то момент голос долга победил страсть.
— Не искушайте меня! — воскликнул он, пытаясь шутить. — Vade retro Satanus!..[24] Это означало бы дезертировать… Обмануть доверие генерала…
Впрочем, минуту спустя Элион уже мысленно просил прощения у Вивианы за ошибку, которую чуть было не совершил, не поехав за ней вслед.
Но почему бы и нет? Отсутствовать всего несколько часов! Кто об этом узнает? Никто!..
А Тресарди настаивал:
— Беру все на себя и обещаю быть начеку. Я — старый вояка, еще со времен Италии и Германии!..
Офицеру было нелегко убедить Элиона: во-первых, барон был молод, а во-вторых — влюблен.
— Капитан, — сказал он значительно, — поклянитесь, что не советуете мне ничего, что могло бы запятнать мою честь дворянина и солдата.
Добрый Тресарди с жаром ответил:
— Ну конечно, клянусь. После того что вы сделали для меня, могу я скомпрометировать честь такого славного мальчугана?!
Барон протянул ему руку.
— Очень хорошо. Спасибо. Я еду.
И, пришпорив коня, помчался галопом вслед за Вивианой по уже знакомой дороге, а его друг, собрав отряд, продолжил путь к Гвадалахаре.
Впрочем, путь Элиона был недолог.
Перед постоялым двором «Рыцари» он заметил пустые носилки.
На пороге хозяин Пабло Гинес, как всегда, был занят своим любимым делом — курил. Это был астуриец, смуглый желчный брюнет.
Элион спросил о путешественнице.
— Сударь, — ответил испанец, — сеньора оказала мне честь немного отдохнуть у меня.
— Тогда поставьте мою лошадь в конюшню и доложите даме, что ее соотечественник будет счастлив засвидетельствовать ей свое почтение.