Рафаэль Сабатини - Маркиз де Карабас
Жермена грустно улыбнулась.
— И все же было бы разумнее проявить побольше терпения.
И неожиданно она задала вопрос, показавшийся Кантену довольно странным:
— Кантэн, вы очень дорожите Шавере?
Он с удивлением взглянул на нее.
— Он будет вашим домом, Жермена.
— Я не претендую на это. Гран Шэн принадлежит мне и вполне меня устраивает. Тогда как Шавере… Он не принесет вам счастья, Кантэн. С тех пор, как вы предъявили на него свои права, вашей жизни грозит опасность. Мне страшно за вас.
Она бросила хлыст и шляпу на стол и подошла к Кантэну.
— Откажитесь от него. Пусть им владеют те, кто так стремится к этому и кто для достижения своей цели не остановится перед убийством. Возвращайтесь в Англию. Возвращайтесь, если вы меня любите, Кантэн. Пока вы здесь, я не буду знать покоя. Вы занимаетесь почетным ремеслом, и оно позволяет вам жить в полном достатке. Вернитесь к нему. Ждите меня в Лондоне, как и я буду с нетерпением ждать того дня, когда смогу приехать к вам.
Слова Жермены ошеломили молодого человека.
— Покинуть Шавере? Отказаться от своих законных прав только потому, что мне угрожают? Это все равно, что советовать мне праздновать труса. Неужели вы действительно могли бы уважать меня, если бы я склонился перед злом, вместо того чтобы защищать то, что по праву мне принадлежит? Какой совет вы мне даете, дорогая?
— Совет женщины, которая хочет спасти от смерти спутника своей жизни.
— И вы сочли бы возможным, чтобы им стал трус? Умерьте ваши страхи. Меня ничуть не беспокоят угрозы наших кузенов. Я знаю, как к ним относиться. Если господа де Шеньер находят мое существование на этом свете неуместным, то я намерен сколь возможно долго докучать им этой неуместностью, а любая их попытка положить ей конец дорого им обойдется.
— Вы думаете лишь о себе и о своей гордости, Кантэн, — пожаловалась Жермена, — и совсем не думаете обо мне.
— Разве отказ отступить перед их преступной алчностью означает проявление гордости?
— Здесь дело не только в преступной алчности, как вы ее называете, Кантэн.
— А в чем же? — спросил он.
— Они… они не верят, что вы имеете право на титул маркиза де Шавере. Здесь они искренни. Я знаю.
— Не верят! — в смехе Кантэна прозвучал гнев. — Не верят, когда все документы подтверждают мои права!
— С точки зрения закона — да. Но…
— Но что?
— Именно потому, что у них нет надежды одержать победу законным путем и уничтожить ваши притязания, они кончат тем, что уничтожат вас самого.
— Это мне понятно. Но…
— Вы желаете, чтобы я выразилась яснее? — в ее голосе прозвучала боль. — Они не верят, что вы — сын своего отца.
— Вы объясняете одну загадку при помощи другой. Чьим же еще сыном можно быть?
Но едва вопрос слетел с уст Кантэна, как он сам нашел ответ.
— Боже милостивый! — воскликнул он.
— О, простите меня, Кантэн! Я знаю, вам больно слышать такие слова. Но я должна была сказать вам все.
— И я благодарен вам.
Голос молодого человека дрожал от возмущения. Порывистым жестом он показал на висевший над резным дубовым столиком портрет Бертрана де Морле де Шеньера, маркиза де Шавере, работы Буше[94]. Художник писал его, когда Бертран был немного старше Кантэна.
— И они смеют делать подобные заявления, видя вот это! Тот же крючковатый нос, те же серые глаза, волосы с тем же рыжеватым блеском! — он свирепо рассмеялся. — Жермена, неужели вы не видите?
Однако мадемуазель де Шеньер не спешила соглашаться, как он того ждал. Она твердо выдержала его взгляд; лицо ее, казалось, утратило всякое выражение.
— Мой дорогой, — наконец умоляюще проговорила она, — не надо. Прошу вас, не надо.
— Нет, надо! Надо, если эти мерзавцы для оправдания своей воровской жадности порочат доброе имя моей матери. — Кантэн порывисто отошел к окну и снова вернулся. — Вы не могли бы указать мне более вескую причину быть к ним безжалостным и в конце концов расстроить их планы. Теперь это стало моим святым долгом. Ничего, что они знают, какую ошибку допустил Буажелен, этот убийца, их родственник. Я не так беззащитен, как они полагают, чтобы не рассчитаться с ними.
Бледная, испуганная таким взрывом страсти Жермена упала в кресло.
— Господи, смилуйся надо мной! — воскликнула она, когда Кантэн немного успокоился. — Я только все испортила. Но выслушайте меня, Кантэн. Я еще не все сказала. Вы даже не знаете, какой опасности подвергаете себя. Сен-Жиль, возможно, предпочтет сражаться с вами в открытую. Но Констан — никогда. С тех пор, как я случайно позволила ему догадаться о моих чувствах к вам, он сделался еще более хитрым и коварным, еще более мстительны. Он и его мать надеялись, что я когда-нибудь выйду за него замуж. Со временем Гран Шэн и все его земли будут принадлежать мне, если, конечно, восстановится порядок и справедливость. Они составили бы отличное владение для младшего Шеньера, при том что старший получил бы Шавере. Констан не потерпит, чтобы вы помешали тому и другому. Оставаясь здесь, вы отдаете себя в его руки.
— Буажелен тоже так думал, когда мы скрестили шпаги за таверной в Плоэрмеле.
Слова Кантэна только усилили волнение мадемуазель де Шеньер.
— Констан никогда не скрестит с вами шпагу. Он действует иначе. Чтобы поднять крестьян против покупателя национальной собственности, надо совсем немногое. Констан этим уже и занимается с помощью Лафона. Если вы останетесь здесь, банда разъяренных крестьян явится сюда однажды ночью, вытащит вас из замка и убьет. Вот как действует Констан.
Она с мольбой подняла на него глаза и, заметив удивленное выражение его лица, почувствовала пусть слабую, но надежду.
— Что сможете вы сделать против них? — воскликнула Жермена.
Его губы были плотно сжаты, серые глаза горели холодным огнем.
— Они увидят это, когда явятся сюда. Я сумею оказать им достойный прием.
Жермена вскочил с кресла и сжала его руки.
— Дорогой мой, не обманывайте себя. Ради Бога!
— Констану не следует забывать про Буажелена. Тот тоже считал меня ягненком, который безропотно даст отвести себя на заклание.
— Здесь нет ничего общего.
— Есть, и вы скоро это увидите. Пусть приходят. Я предупрежден, — и уже более спокойным тоном Кантэн попробовал успокоить девушку: — Если бы они застали меня врасплох, мне могло бы прийтись нелегко. Теперь же я сам приготовлю им сюрприз. Благодарю вас за предупреждение, Жермена.
— Вы, кажется, смеетесь надо мной. Я пришла, чтобы убедить вас в необходимости уехать. И несмотря ни на что я умоляю вас об этом. Ради меня…
