Михаил Попов - Паруса смерти
— И снова тебе удалось бежать?
— Почти.
— Что это значит, почти?
— Из самого здания тюрьмы мне удалось выбраться, и из города тоже, но вокруг Сан-Педро живут несколько странных индейских племен…
— Говори, говори.
Когда бы у телохранителей была возможность видеть не только затылок капитана, но и его лицо, они, несомненно, отметили бы, как он изменился в лице, услышав слова «Никарагуа» и «Сан-Педро».
— Эти индейцы схватили меня и приволокли обратно в город и сдали алькальду.
— В чем же тут странность?
— Считается, что индейцы враждуют с испанцами.
— Что еще ты можешь рассказать об этих индейцах?
Лупо задумался, он был явно обескуражен этим вопросом, он ждал других.
— Что я могу о них рассказать, когда я их почти и не видел и провел у них в поселке едва полдня? Одно могу сказать, странные индейцы. Живут они не так, как охотники за черепахами, но и на городских не похожи. По-моему, сразу за частоколом раскинулось возделанное маисовое поле… В общем, я не слишком присматривался, мне было не до того.
Олоннэ втягивал ноздри и кусал верхнюю губу, было видно, что он о чем-то напряженно размышляет.
— Ладно, Господь с ними, с этими индейцами. Если потом что-нибудь еще вспомнишь, расскажешь.
— Не вспомню. Рассказал все.
— Хорошо, на чем мы остановились?.. Ты оказался снова в тюрьме Сан-Педро, что дальше?
— А дальше прибыл в город капитан Пинилья, это начальник стражи в Кампече: ему были нужны добровольцы для войны с Олоннэ.
— Добровольцы?
— Да, регулярных войск у них не хватает, до сезона дождей подкрепление из метрополии прибыть не может. А губернатор Эспаньолы всерьез решил с вами покончить. Он вместе с адмиралом де Овьедо собирает целую армию. Заключенным они предлагают взять в руки оружие и за это обещают помилование. Я вот взял.
— Ну, у тебя, насколько я понимаю, особого выбора не было.
— Пожалуй.
— И что же, испанцы такие дураки, что поверили тебе, будто ты станешь проливать за них кровь, а не сбежишь при первой возможности?
— Я тоже рассчитывал на легкий побег, но у них все хорошо продумано. Охрана так расставлена, что риск слишком велик. Лучше сразиться с корсарами и получить свободу, чем броситься в чащу, где еще неизвестно что ждет, и получить пулю в спину.
Олоннэ налил себе стакан рома, приблизил к губам, но пить не стал.
— Но ты все-таки убежал.
— Мне это удалось только позавчера.
— Позавчера?
— Два дня пробирался сюда по джунглям.
Капитан вскочил и быстро прошелся от костра до костра.
— Дьявол! Так это значит, что армия дона Антонио поблизости!
— Поблизости, — охотно кивнул урод, — в двух днях пути.
— И насколько она велика?
— Восемь рот регулярного войска и шесть добровольческих. Причем у добровольцев все сержанты… из разжалованных офицеров. Очень хотят выслужиться, им обещано восстановление в звании. Просто звери.
— И где точно они стоят?
— В миле южнее Маракаибо. Там, где к берегу подходит огромная отмель.
— Даже если ты говоришь правду… — медленно заговорил Олоннэ.
— Я говорю правду, капитан, зачем мне врать?
— Этого я не знаю, но я не знаю также, зачем тебе было убегать от испанцев. При таком соотношении сил победа им обеспечена, а значит, тебе обеспечена свобода.
— Я им не верю. Сегодня они не моргнув глазом сулят мне освобождение, завтра опять-таки не моргнув глазом меня повесят. Я убил сборщика налогов и двоих солдат. Я зарезал вдову командора Бернардо, и, самое главное, я ограбил церковь, это уже в Сан-Педро. После этого…
— Хватит.
Урод осекся.
Капитан обратился к телохранителям:
— Уведите и заприте его. Как следует. Вы сами слышали, какой он мастер по части побегов.
— Я только хотел сказать, капитан…
— Это просто мера предосторожности, тебе нечем подтвердить твои слова, кроме изодранной испанской пехотной формы, что ты на себя нацепил. Так что залогом правдивости твоих слов будет твоя жизнь. Это, на мой взгляд, справедливо.
— Я бы мог быть полезен в бою, — глухо и недовольно сказал Лупо, опустив израненную голову на израненную грудь.
— Возможно. Но мне будет спокойнее, когда ты будешь под замком. Уведите.
— Одно слово, капитан.
— Что еще?
— Индейцы.
— Что? — поморщился Олоннэ. — Какие еще индейцы?!
— Те, что поймали меня возле Сан-Педро.
— А-а! Говори.
— Я предлагал им деньги, чтобы они меня освободили. Большие деньги, вдова командора Бернардо была богатая женщина. Так вот, они не взяли у меня денег.
— Такие честные дикари?
— По-моему, они просто не знали, что это такое.
Перебежчика увели, предварительно скрутив ему руки.
Рядом с задумавшимся капитаном остался один из телохранителей. Чутье ему подсказывало, что не все дела на сегодня закончены. Возможно, именно сейчас все и начнется. Олоннэ опустил голову на стол, раскинув при этом руки, и что-то шептал про себя.
Угли в кострах почти погасли, и кострища переливались в углах патио, как остывающие саламандры.
Летучие мыши совершенно обнаглели и проносились в каких-нибудь трех футах над столом.
— Франсуа, — сказал Олоннэ, не отрывая щеки от теплых досок.
— Я слушаю, капитан.
— Сейчас ты возьмешь с собой надежного парня, и такого, который умеет держаться в седле.
— Возьму, капитан.
— И отправишься к Маракаибо.
— Отправлюсь, капитан.
— Ты слышал, что сказал этот урод: примерно в миле южнее этого городишки стоит лагерем армия дона Антонио де Кавехенья.
— Сосчитать их костры и палатки?
— И это тоже, но главное — выясни, что у них там на берегу.
Франсуа помотал головой, чувствуя, что смысл слов капитана до него доходит не вполне.
— На берегу?
— Да, на берегу, вдоль берега. Нет ли там пушек. Большого количества пушек.
— Понимаю, капитан.
— И вот еще что. Возьмешь мою подзорную трубу, она лежит в изголовье кровати, если ее кто-нибудь не украл, пользуясь моей слабостью. Так вот, с этой трубой заберешься на самое высокое дерево и осмотришь окрестности. И смотреть будешь не в сторону берега, а в сторону лагуны и моря. Где-нибудь на горизонте постарайся заметить корабельные мачты.
— Постараюсь, если они там есть.
— По моим расчетам, они там должны быть. Это все. Лошади здесь, за домом на конюшне. Да, самое главное — вернуться необходимо к рассвету. До Маракаибо два дня пешего хода, на лошадях можно успеть.
— Успеем, капитан.
Франсуа нырнул в пропитанный мраком дом.
— Роже! — крикнул Олоннэ.
Седой камердинер явился на зов. Его голос прозвучал за спиной капитана:
— Я здесь, господин. Вам вновь плохо?