Александр Прозоров - Тайна князя Галицкого

Басаргу угораздило попасть в Москву в самый разгар празднеств – столица готовилась к царской свадьбе. Князья и бояре съезжались из своих поместий, купцы подтягивались в надежде на хороший торг, нищие бродяги, а также ремесленники и простолюдины, что имели возможность оставить на время свои дома, поля и мастерские, приходили, надеясь на дармовое угощение; незнатные боярские дети и худородные бояре собирались хотя бы просто побывать на веселье, поглазеть на новую царицу, покричать государю здравицы. Москва становилась тесной до невозможности, цены на постоялых дворах выросли до рубля за ночь, в домах, куда раньше никого и не думали пускать на постой, люди спали в банях, на чердаках, в сараях и даже в хлевах. А кто не нашел и такого уголка – укладывались прямо на улицах. Утром же, когда вся эта непостижимая толпа вставала с желанием поесть, попить или куда-нибудь пойти – улицы превращались в одну огромную давку.

Впрочем, это не мешало православному люду оставаться веселым, добрым, поздравлять друг друга с радостным событием, а выпив – орать хвалу черкесской княжне, государю и небесам.

Узнав о том, что Иоанн в Кремле, Басарга сразу попытался к нему пройти. Не очень надеясь на успех – все же у жениха ныне должны быть совсем другие хлопоты. Но, к удивлению боярина, его пропустили. Подьячий и царь опять встретились в Зеленой горнице – но не было здесь больше ни сидений, ни стола, ни черноволосой Анастасии.

– Здрав будь, витязь. – Государь сразу вернул ему иконку. – Забери на будущее. А то как бы не забыть.

– Мои поздравления, государь, – спрятав образ, поклонился Басарга.

– Оставь, – махнул рукой Иоанн. – Сказывают, надобно сие. Царь обязан позаботиться о наследнике. Царь обязан сохранять твердость престола. Царю надобно позаботиться об укреплении рубежей южных, кровными узами союз с Кабардой поддержав. Вот, видишь, поддерживаю. Так что сказывай о делах твоих. Как святыня, в безопасности? А то дошло до меня, что неладное по зиме случилось.

– То иноземцы были государь. Тайны не ведали, пытать меня о ней хотели. Ныне мертвы. Пока новые лазутчики проберутся, не един год пройдет.

– Это славно… – вздохнул государь.

Он был красив: высокий, могучий, широкоплечий. Ферязь с богатым золотым шитьем плотно облегала сильное тело, черная густая борода лишний раз доказывала богатырское здоровье. Тридцать лет – самый расцвет сил для любого мужчины. Но взор царя оставался блеклым и пустым.

– Завидую я иногда кравчей, за которую ты столь рьяно заступался, – неожиданно сказал он. – Захотела в монастырь – и ушла. Никто не остановил, никто не стал учить уму-разуму, о долге пред Богом, предками и земле русской сказывать, крест на лоб класть… Ой, прости. Она же, помнится, руки на себя наложила?

– Верится мне, просто приболела княжна Мирослава, – осторожно поправил правителя Басарга. Вроде как и не соврал сильно, но и тайны не выдал. – Как отлежится, снова к миру вернется.

– Я ее помню, – улыбнулся царь. – Скромная, старательная, тихая. А подозрения с нее дьяк Вяземский снял. Нашел людишек странных, которых возле Насти видели, допросил с пристрастием. Один из них на дыбе о венецианском яде ему поведал. Опосля сам и в руки выдал. Сказывает дьяк, на князя Курбского те душегубы указывают.

– Признался?! – торопливо спросил боярин Леонтьев.

– Поклялся мне князь Андрей у святых образов, что к делу сему непричастен. В верности вечной крест поцеловал, служить обещался преданно до самой смерти. Рази перед образами кто-нибудь лгать станет? Оговорили, стало быть, под пытками.

– Может статься, и так, – опустил голову Басарга.

– У меня для тебя поручение есть важное, витязь храбрый. Но ныне, сам понимаешь, отвлекаться надолго не могу. Посему пока отложим. Ныне главное, святыня в целости. Прочее потерпит. Жди, пока вызову. Да не сгинь безвестно, как в прошлый раз! Все, ступай.

Москва гуляла. На улицах были выставлены столы с угощением, в храмах звонили колокола, на площади перед Кремлем раскачивались качели, крутились красно-зеленые карусели и гигантские шаги, возвышались отполированные сотнями рук столбы с подарками наверху: сапогами, кафтанами, шапками и платками. Забирайся – и бери, чего хочешь. За рекой, на Болоте, вытянулись бесконечные торговые ряды, между которыми то и дело вспыхивали кулачные бои. Не драки, а бои: улица на улицу, компания на компанию, шорники против плотников. Иногда на интерес, иногда на угощение, иногда за подарок. Это если за пиво платил не проигравший, а разгулявшийся купец. Порою награду выставлял зашедший на веселье князь али думный боярин – рубль там или коня. Тогда поединки начинались всерьез, и бились уже одиночные, умелые бойцы. Тут и там бродили скоморохи, орали частушки, заставляли кувыркаться и плясать ручных медведей, играли на балалайках[32], разыгрывали представления.

Басарга особого интереса ко всему этому не испытывал – однако вскоре подъехали из своих поместий побратимы, и после затяжной братчины, а также ежевечерних пирушек попроще беспокойство отпустило, боярин тоже повеселел.

Вызова пришлось ждать долго, больше двух месяцев. Сперва свадебные праздники, потом у молодых, понятное дело, медовый месяц, потом, вестимо, государю пришлось разбираться с накопившимися делами. Только в середине октября, когда по улицам вовсю полетели белые мухи, от князя Воротынского прибежал холоп, и поутру в царский дворец боярин Леонтьев явился вместе с Михаилом Ивановичем.

В этот раз подьячий вошел во дворец через парадное крыльцо, а принял их государь в четырехстолпной малой думной палате, сидя на троне в собольей шубе, зашитой золотыми нитями столь плотно, что цвета сукна было не различить. На голове Иоанна возвышалась горностаевая шапка с крестом на макушке.

– Здрав будь, боярин. Здрав будь, княже, – кивнул с высоты своего положения царь Всея Руси. – Рад поведать вам, служивые, что по согласию Думы боярской решено поход на Великое княжество Литовское учинить, дабы разом с беспокойством покончить, что соседи наши неугомонные рубежам нашим ливонским чинят.

– Воля твоя, государь, – склонили головы князь и боярин. – Одолеем и Литву.

– Ведаешь ты, боярин Басарга, где тайну великую узнал и чему она служит, – обратился к подьячему Иоанн. – В походах и войнах силу великую воинства православного она еще крепче делает и животы увечных да раненых спасает. Десять лет мирных[33] ты ее бдил и от глаз чужих оберегал. Ныне, рать новую начиная, повелеваю сокровище, тебе доверенное, в Москву доставить и в походе назначенном сопровождать!

– Слушаю, государь, – склонил голову Басарга и, увидев, что князь Воротынский пятится, вслед за ним вышел из палаты.