Николай Бахрошин - Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов
Мои ратники неторопливо подтягивались поближе, предусмотрительно хоронясь за деревьями в опасении стрел. Да что их стрелы с костяными охотничьими наконечниками против наших кольчуг, мечей и прочей боевой снасти? Оличи сами понимали это. Нетерпеливо поглядывали на заходящее солнце, видимо, торопили тьму, чтобы попробовать проскочить.
— Эй, вы чего убегали-то? — крикнул кто-то с той стороны пригорка. Кажется, опять Велень, этот всегда торопится своим языком в первую же дырку залезть.
— А чего вы гнались-то? — немедленно откликнулся Еленя. Голос у него был дребезжащий и хриплый. Я помню, он еще прошлым летом жаловался на ломоту в груди. Неужто не выздоровел с тех пор?
— Вы побежали — мы и погнались!
— А вы погнались — мы и побежали! — отозвался Еленя, слегка подкашливая.
Все опять замолчали. Наши мужики, понятно, ждали моей команды. В походе своей волей шалить нельзя, тут одна голова нужна. За своеволие запросто можно получить по голому заду ивовыми прутьями перед всем родом, такое положено наказание.
— Что будем делать с оличами, князь? Может, стрелами их завалить? — нетерпеливо спросил Ятя. Глаза, возбужденные загоном, блестели. Конечно, с такой силой против троих он — герой…
Сельга, подошедшая с другой стороны, тронула меня за руку. Тревожно заглянула в глаза. Я покивал ей успокаивающе. Хоть и не волхв, но тоже понял ее без слов. Конечно, нам сейчас только свары между родами не хватало!
— Еленя! Слышишь меня?! — крикнул я.
— Ты, Кутря?! — откликнулся Еленя.
— Я, паря!
— А чего ты там прячешься, за деревьями?!
— А я и не прячусь!
— Ну, так выходи говорить!
— Сейчас выйду! А вы стрелы не кидайте!
— Выходи, не будем! — пообещал Еленя. Что-то коротко сказал своим малым, те опустили луки. Переминались на месте, готовые сорваться в любой момент. Понятно, шли на охоту, а попали почти на рать, испугаешься тут.
Выйдя из-за деревьев, где сумрак по вечернему делу уже начал сгущаться, я снял с плеча лук, отвязал колчан, вынул из ножен меч, воткнул его в землю, предварительно извинившись за беспокойство перед Сырой Матерью. Добавил рядом с ним нож. Потом развязал ремешок шлема, тоже положил его на землю. Поднял руки вверх, показывая оличам пустые ладони. Еленя махнул мне рукой, опять что-то коротко и неслышно сказал своим.
Случись чего, его первого буду валить, малые потом сами в своих луках запутаются, решил про себя. Можно справиться, когда-то побратимы-венды показывали мне разные хитрые приемы боя пустыми руками.
Я не торопясь пересек поляну.
От наших мужиков оличи мало чем отличались, все-таки в давние времена роды пошли из одного корня. Они и одевались так же, как мы: порты, рубахи, кожаная обувка, прошитая жилами, широкие кожаные пояса, куда удобно привешивать и снасть, и мелкую дичь. Только вышивка на вороте и рукавах другая, наши бабы расшивали одежу крестиком, а ихние — птичьей лапкой. Из-за разницы в узорах роды всегда друг над другом смеялись.
Я сел перед ними на землю, показывая, что в моих намереньях нет ничего воинственного. Еленя тоже опустился следом. Малые присели на корточки позади него. Тревожно щупали меня глазами.
— Вы чего пришли-то в наши угодья? Или воевать захотели? Мало вам свеев? — спросил Еленя. Он тоже смотрел на меня настороженно, понимал, какая сила стоит за деревьями.
— Слышал уже про свеев? — спросил я.
— А то…
— Откуда так быстро?
— Сорока на хвосте несла — галке передала, галка прилетела — вороне рассказала, — объяснил Еленя.
— Понятно… Взяли бы да помогли, — предложил я. В шутку, конечно. Но он озаботился на полном серьезе, сразу надулся, как кабан на дуб:
— Вот еще! Была охота в чужой сваре свою голову подставлять. Вы нам сильно помогали, когда княжьи дружинники на нас насели?
— Если свей нас перебьют — за вас возьмутся.
— Ага, обещала улита быть, да никак не успеет. Когда это будет-то? Да и будет ли?
— Ну, дело хозяйское…
— Именно что хозяйское. Мы, оличи, хозяева в этих землях. По левую руку от синих скал наши охотничьи угодья начинаются. Сколько раз об том толковали, — напомнил он.
Я видел, откровенно нарываться на лай ему не хотелось, но и молчать он тоже не привык.
— Нам ваши угодья не нужны, своих хватает. Серного камня наберем только и уйдем к себе.
— Вонючий камень? Да зачем он вам? — удивился Еленя.
— Раз пришли, значит, нужен.
— Оно конечно… — согласился он. — Не нужен был — не пришли бы. По-пустому чего ноги ломать…
— То-то и оно.
— Серный камень берите, конечно, раз понадобился, его здесь валом… Значит, биться не будем?
— Не будем. Идите, куда шли.
— И правильно, чего биться без дела? — оживился он. — Обратно смотреть, зачем нам биться сейчас? У вас — свей, у нас — свои заботы. А серный камень берите, сколько в мешок влезет. Кому он еще нужен? Ну так мы пойдем? — Он уже улыбался, облегченно отдуваясь и подкашливая. Знал, что я свое слово два раза не повторяю.
— Идите.
Поднимаясь, я махнул рукой мужикам, чтобы пропустили. Те, опустив оружие, выходили из-за деревьев. Самые молодые задиристо перекрикивались с парнями оличей. Но это уже их, щенячьи, дела…
2
— Весеня!
— Чего?
— Чего, чего… Меха качаешь аль нет?!
— Чего?
— Меха, говорю, кто качает?!
— Так я же!
— Так, так… Растакался, как сорока… Ну так качай же!
Весеня сжал зубы и еще яростнее налег на рукоять мехов, помогая кузнецу Творе раздувать огонь в горне. Быстро шевелить раненным, едва схватившимся новой, тонкой кожей плечом было еще чувствительно, но он терпел, пак положено мужчине и воину.
— Давай, давай, навались шибче! — понукал Творя.
Коваль — он такой, нравный! Когда в рабочей горячке зайдется — слова ему поперек не скажи. А сам, обратно сказать, будет ругать и скандалить громче, чем склочная паба Шешня, известная на весь род змеиностью языка…
«Вот и пойми его после этого!» — рассуждал парень. Так — тихий-тихий, воды стоячей не замутит, а как до дела доходит — ни дать ни взять крылатый змей Аспид с каменными зубами. Разве может такое быть, чтоб у человека случалось два лица разом? Он же не бог, не Семаргл-семиликий, не Велес-рогатый, известный своей двуличностью…
Не иначе — от огня все! Если подумать, ковали возле огня работают и от этого, видно, сами зажигаются его жаром не хуже сухой соломы. Огонь, известно, произошел от богов, и только боги могут бестрепетно принимать его…
— Весеня!!!
