Альбер Бланкэ - Война амазонок
– Так пойдите же разбудите герцога, скажите, что мы готовы ехать.
Ле-Мофф вошел в комнату и стал будить Бофора, который лег спать со всеми удобствами, желая выспаться хорошенько и не имея причин для страха, какие имели его дамы.
– Кто там? – спросил он спросонок.
– Я, Ле-Мофф, ваше высочество.
– Что тебе надо, приятель?
– Герцогиня встала и только вас ожидает, чтобы ехать.
– Как! Уж и встала! А мне было так хорошо! – сказал Бофор, потягиваясь на постели. – Какая, право, жестокость со стороны этих дам – отрывать меня от такого сладкого сна!
– Ваше высочество! – возразил Ле-Мофф в смущении от того, что не узнавал храбреца Бофора в изнеженном ленивце, потягивавшемся на мягких подушках. – Я исполнил только приказание, но если вам угодно спать, то я уйду.
Бандит тихо выходил из комнаты, увидев, что принц опять закрыл глаза.
– Ле-Мофф! – вдруг закричал Бофор.
– Что прикажете?
– Куда ты идешь?
– Ухожу, чтобы не мешать вам спать.
– Пришли кого-нибудь убрать мне голову: не могу же я пуститься в путь таким растрепанным!
– Хорошо, пришлю, – сказал Ле-Мофф, уходя совсем ошеломленный и задаваясь вопросом, неужели этот проклятый замок имеет свойство до такой степени изменять людей.
Храбрый атаман помнил только героя в гостинице «Красная Роза» и человека, так глубоко заглянувшего ему в глаза. Но совсем забыл всем известного Бофора: легкомысленного повесу, беспечного принца, сумасбродного заговорщика, одним словом, блистательного паяца, повинующегося коадъютору.
Когда Ле-Мофф доложил герцогине о безуспешности данного ему поручения, она улыбнулась:
«Как я была несерьезна, предполагая его способным на… Нет, честолюбцы не спят так крепко», – подумала она.
– Теперь вы успокоились, герцогиня? – спросила госпожа Мартино.
– О! Боже! Я совсем забыла. Хорошо, что вы напомнили… Ле-Мофф, не слыхали ли вы чего-нибудь?
– Что такое?
– В этом замке ночью случилось несчастье.
– Это не удивляет меня, потому что вместе со мной вступил сюда подозрительный человек… Когда бы только он попался мне в руки.
– Вы говорите о герцоге де-Баре?
– Точно так. Вот когда герцог де-Бофор кончит свой туалет, так я попрошу у него позволение сжечь этот замок, чтобы выжить из тайных трущоб этого проклятого де-Бара.
– Вероятно, он угадал, или шпионы ему донесли, причину нашей прогулки, вот он и пустился в путь, чтобы помешать нам.
– Очень может быть. Но так как мы уезжаем, то надо разбудить господина Жана д'Ера.
– Моего любезного рыцаря? – воскликнула Генриетта. – Разве он здесь?
Ле-Мофф отправился в ту комнату, где спал молодой человек, и стал звать его по имени. Никто не отвечал. Тогда он подошел к постели – на постели никого не было. Не давая себе труда поискать в комнате, где лежали еще шляпа и плащ Гонтрана, Ле-Мофф поспешил сказать дамам о его исчезновении.
Немедленно призван был управитель, а тот созвал всех служителей. Нашелся один, который утверждал, что молодой господин уехал ночью, никому не сказав куда.
Тут вошел герцог де-Бофор, по данному им сигналу все сели на коней.
Ле-Мофф отдал приказание своим людям тщательно зарядить ружья, а сам со вниманием осмотрел пистолеты, висевшие в чехлах на седле принца; позаботился он и о пистолетах обеих амазонок, вспоминая, как хорошо госпожа Мартино управлялась с этим оружием.
– Неужели, любезный друг, вы полагаете, что по дороге в Руан может случиться нападение на нас? – спросил Бофор.
– Ничего нельзя сказать о том, что будет, а если раз сделал глупость, так надо уже держать ухо востро и, если можно, поправить сделанное, – отвечал Ле-Мофф.
– Глупость? Какую глупость?
– Настоящую: курьер, которого я упустил, лежит у меня на сердце.
– Ну вот еще! Но где же Жан д'Ер? – спросил принц, когда все готовились выезжать.
– Говорят, он уехал еще до рассвета, – сказал Ле-Мофф.
– Уехал! – воскликнул принц, нахмурившись, но тотчас же улыбнулся и весело обратился к герцогине де-Лонгвилль, которая с трудом приводила в повиновение своего ретивого коня.
– Герцогиня, – сказал он, указывая на слуг, вставших у крыльца, чтобы проводить знатных гостей, – когда вы меня завербовали в вашу команду, я был в самом жалком, если вы помните, положении; из этого выходит, что мне нечем вознаградить добрых людей за гостеприимство, которое они оказали нам вместо своего господина.
– Это уже сделано, герцог, – отвечала госпожа Мартино.
– Итак, едем в далекий путь, едем осаждать монмартрские мельницы, как говорится в славной песенке, сложенной про меня.
«Нет! Нет! – подумала герцогиня, смотря на принца с презрением, – не такому прелестному принцу тягаться за французскую корону с моим знаменитым братом».
В эту минуту, въезжая под своды ворот, она оглянулась и увидела в окне сверкающие глаза де-Бара. Она узнала его. Он немедленно скрылся.
Весь отряд выехал из замка, и великолепная картина раскрылась перед глазами. Возвышенность, на которой находился замок, тянулась, по крайней мере, на десять миль, дорога извивалась по самой вершине.
Ле-Мофф мало увлекался красотами природы, и потому он занял место в арьергарде, как и вчера. На косогоре он остановился у чащи кустарников, совершенно закрытой от замка: тут он заметил довольно глубокую пещеру, где без труда мог скрыться человек. Приказав спрятаться там одному из своих людей, он взял его лошадь с собою.
– Ведь ты хорошо знаешь герцога де-Бара? Когда он покажется здесь, что очень вероятно, так спусти курок, да хорошенько, не промахнись… Понимаешь?
Разбойник только кивнул головой, и Ле-Мофф присоединился к своему отряду.
А в это время герцог де-Бар смотрел из окна на кавалькаду и злобно радовался.
– Ступайте, ступайте, воробушки, вооруженные шпагами и мушкетами! – бормотал он. – Скоро, скоро вы узнаете на себе, что все вы пустая дрянь и что он, человек с тихим голосом и в красной одежде – один и всегда будет над всеми властелином.
ГЛАВА XXIII
Твердость герцога Орлеанского
Надо объяснить сцену, происходившую на рыночной площади, окончившуюся появлением принцессы Монпансье с эскадроном прелестных амазонок.
Мазарини уехал в Рюэль, как справедливо сказал коадъютор. Но он пробыл там столько времени, сколько требовалось для отдания приказаний тайным агентам, которые действовали только при важных случаях. Кончив все распоряжения, кардинал вернулся в Париж. На другой день королева послала за ним с таким настойчивым приказанием, что он едва успел одеться.
