Юрий Дольд-Михайлик - И один в поле воин
Дорога к следователю гестапо не заняла и пяти минут, а Генриху казалось, что ехали очень долго.
У двери кабинета следователя стоял часовой с автоматом, Курт хотел идти за Генрихом, но часовой задержал его.
Генрих пошёл один. В дверях он остановился и быстрым взглядом окинул просторный, хорошо обставленный кабинет. «Отсюда не убежишь». Железные решётки на окнах, плотно обитые двери.
За большим письменным столом в низком кресле сидел следователь майор Лемке. Эту фамилию Генрих успел прочитать на дверях. Майор молча, не здороваясь, указал на кресло напротив себя. Генрих сел. С минуту он и Лемке молча глядели друг на друга. Генрих даже с любопытством, ибо лицо Лемке нельзя было забыть: узкое, длинное, оно неожиданно заканчивалось тонким ртом. Подбородка не было. Вместо него шёл срез, переходящий в шею, Огромный кадык то поднимался до самого, казалось, рта, то вновь падал за высокий воротник коричневой рубашки. Майор курил дешёвую сигару и постукивал пальцами по столу. На одном из пальцев тускло поблёскивал серебряный перстень с черепом, на другом — большой золотой, обручальный. «И нашлась же такая, что вышла замуж за это чудище!» — мелькнуло в голове. Генрих улыбнулся, ему вдруг стало весело.
— Разрешите закурить? — небрежно спросил он следователя.
Тот молча пододвинул коробку с сигарами.
— Я хотел бы закурить свои, — Генрих сделал движение, чтобы засунуть руку в карман брюк, но тотчас грозно прозвучало:
— Назад!
Лемке стоял у стола и внимательно вглядывался в глубь кабинета. Генрих оглянулся. Огромный дог, оскалив зубы, глядел на него насторожённым взглядом.
— Если этот пёс будет в кабинете, я не отвечу ни на один ваш вопрос! — решительно заявил Генрих.
— Это почему же?
— Ненавижу собак всех пород.
Лемке нажал кнопку звонка.
— Убрать! — бросил он коротко.
Автоматчик вывел пса. Генрих вынул коробку гаванских сигар и не спеша закурил.
— Где вы берёте гаванские сигары? — спокойно спросил Лемке.
— Надеюсь, вы разбудили меня среди ночи и в сопровождении двух автоматчиков привезли сюда не для того, чтобы узнать адрес моего поставщика?
Левая щека майора задрожала.
— Вам известно, что произошло в ресторане «Савойя»?
— Не только известно. Я собственными глазами видел последствия взрыва, но я сразу же ушёл…
— Почему?
— Мне было неприятно смотреть на пролитую кровь.
Лицо Лемке перекосила презрительная усмешка.
— Герр обер-лейтенант всё время воюет в тылу, и вид крови…
Генрих зло прервал его:
— За свою короткую жизнь, герр майор, я видел крови гораздо больше, чем вы. Уверяю вас…
«А стоит ли разговаривать с ним так резко?» Отвернувшись, Генрих уже другим тоном прибавил:
— Но это была кровь врагов, а тут наша…
— В этом городе вы в командировке?
— Да.
— Сколько дней?
— Сегодня восьмой.
— С какого дня вы обедаете в «Савойя»?
— Со второго.
— Кто вам его рекомендовал?
— Я послал своего денщика разузнать, где есть хороший ресторан, и кто-то порекомендовал ему «Савойя», — вспомнил Генрих.
— Проверьте! — спокойно бросил Лемке.
Гольдринг удивлённо взглянул на него.
Но слово «проверьте», как оказалось, было обращено не к нему, а к лейтенанту, который вышел из-за портьеры и исчез за дверью.
«Поражает неожиданностями. Ну что ж, буду ждать дальнейших!» — подумал Генрих и улыбнулся.
Лемке не сводил с него глаз.
— В котором часу вы обедаете?
— Всегда в час.
— А заканчиваете?
— Когда как, в зависимости от аппетита и количества блюд.
— В котором часу вы покинули ресторан вчера?
— Не помню.
— Где вы были во время взрыва?
— В нескольких шагах от выходной двери. Я шёл домой.
— Через сколько минут после двух произошёл взрыв?
— Не знаю, я не смотрел на часы, но когда я пришёл в гостиницу — было без пяти три.
— А не кажется ли вам, Гольдринг…
— Герр фон Гольдринг, — поправил его Генрих.
Лемке рванулся с кресла, словно хотел подняться. Глаза его, маленькие, злые, впились в Генриха. Тот, не скрывая презрения, глядел на Лемке.
«А может, хватит игры? Придётся ограничиться майором и первыми двумя или тремя, которые бросятся на помощь. Две пули надо оставить для себя. Запас не помешает. Нет, подожду ещё».
Генрих положил на пепельницу недокуренную сигару и вынул из кармана новую. «Пусть знает, что я часто опускаю руку в карман».
— Герр обер-лейтенант, кажется, нервничает? — в голосе Лемке слышится уже не ирония, а нескрываемая издёвка.
— Не нервничаю, а злюсь! — поправил Генрих.
— А не кажется ли вам странным, что офицер, немецкий офицер, прибыв на место взрыва, не взглянул на часы, хотя наверняка знал, что это немаловажная деталь.
— Я не ожидал, что буду единственным источником, из которого вы сможете черпать сведения о времени взрыва.
— О нет, у нас много источников! Значительно больше, чем вы думаете.
— Тем лучше для вас.
— А для вас?
— Не придирайтесь к словам.
— Документы! — гаркнул Лемке, стукнув по столу.
«Конец! Теперь самое время. Иначе можно опоздать».
Генрих, как и Лемке, поднялся с кресла, положил сигару на пепельницу и медленно расстегнул пуговицы мундира, чтобы достать документы.
«Если он станет их рассматривать — буду стрелять», — решил он и сам удивился своему спокойствию. Генрих вынул книжку и положил её на стол. «Сейчас, когда он над ней наклонится…»
Но Лемке, взяв документы, не стал сразу их рассматривать. Они стояли лицом к лицу и, не скрывая бешенства, смотрели друг другу прямо в глаза.
Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился тот самый лейтенант, который вышел из-за портьеры. Лемке вопросительно взглянул на него.
— Подтверждает! — Тихо доложил он.
«Ещё один кандидат в покойники… Придётся подождать, пока он пройдёт вперёд. Хотя, если действовать быстро…»
— Лейтенант Гольдринг, за что вы получили «Железный крест» второй степени?
— Не ваше дело!
«Теперь всё равно. Пусть этот лейтенант всё-таки подойдёт немножечко ближе. Тогда…»
— Проверьте документы, герр лейтенант, — сердито бросил Лемке и, не сводя глаз с Генриха, засунул руку в ящик.
«Неужели догадался и взял пистолет?» — ужаснулся Генрих. Лейтенант подошёл к столу, взял документы Гольдринга и отошёл в сторону.
Генрих положил руку в карман. Лемке вздрогнул, весь напрягся. Гольдринг спокойно вытащил коробку сигар.
— Герр майор, герр майор! — в голосе лейтенанта слышались одновременно удивление и испуг.
