Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич
За двенадцать лет венецианцы дважды приводили на помощь Константинополю свой флот, теперь уже, без сомнения, ставший самым могучим на Адриатике. За это они, по всей вероятности, пользовались особой благосклонностью имперского экзарха в Равенне и подчиненного ему правителя провинции – военного магистра (magister militum). По крайней мере, нечто в этом роде заставляет предположить «Альтинская хроника» – потрясающе безграмотная мешанина фактов и легенд, составленная в XII в. и – ничего не попишешь! – остающаяся одним из основных наших источников информации об этом раннем периоде. В ней обнаруживается несколько путаный рассказ о том, как Нарсес попал в опалу и был смещен после смерти Юстиниана в 565 г., а пришедший ему на смену Лонгин нанес официальный визит жителям лагуны. Обращение венецианцев к высокому гостю стоит процитировать дословно:
Бог был нашим помощником, защитником, покровителем и спасителем, сохранив нас и защитив, и мы спаслись благодаря Его заступничеству, поселившись в лагунах, разместившись в деревянных ладьях… Вторая Венеция, которую мы имеем в водных лагунах, является, как можно увидеть, чудесным местом обитания, ибо нет в мире такой власти и такого флота – ни у императора, ни у королей, ни у прочих князей, какие есть в этом мире, – которые бы заставили нас бояться, что они нас захватят и завладеют нами[6].
Несмотря на скрытый в этих словах вызов, Лонгин удостоился торжественного приема: его встретили «под звон колоколов и такое громкое звучание флейт, кифар и органов, что и грома небесного не услышали бы…». Затем венецианские послы отправились с ним в Константинополь и вернулись с первым в истории официальным договором между Венецией и Византией. В обмен на верность и оказание услуг по мере необходимости венецианцы получали военную защиту и торговые привилегии на всей территории империи.
«Альтинская хроника» утверждает, что Лонгин намеренно не стал требовать с них присяги на верность. На этом основании местные патриоты еще добрую тысячу лет твердо стояли на том, что Венеция никогда не подчинялась Византии по-настоящему. Процитированные ранее слова (которые, напомним, были записаны лет через шестьсот после самих событий) – еще одно свидетельство этой позиции. Только в последнее столетие историки Византии, пристально и беспристрастно изучившие документальные свидетельства того времени, безоговорочно установили, что первые венецианцы, быть может, и пользовались особыми привилегиями, но все-таки оставались подданными Византийской империи в полном смысле слова и не в меньшей степени, чем их не столь удачливые соседи на материке. Независимость не снизошла на город чудесным образом в миг его рождения: так же как и демократическим институтам, ей предстояло расти и развиваться неторопливым и естественным путем, на протяжении многих лет – и, возможно, именно поэтому она продержалась так долго.
С евнухами, как всем известно, шутки плохи: это люди опасные. Отставка Нарсеса, если верить преданиям, повлекла за собой не только прояснение политического статуса Венеции, но и гораздо более серьезные последствия, причем для всей Италии. Старик хорошо служил своему императору. В таком возрасте, когда иные давно уже наслаждаются заслуженным отдыхом, он воевал по всему полуострову, возглавляя одну отчаянную кампанию за другой. Даже потерпев окончательное поражение в битве с остготами у подножия Везувия в 553 г., Нарсес не успокоился. Он тотчас развернул масштабную программу реорганизации и реконструкции на вверенных ему землях и продолжал воплощать ее в жизнь еще целых двенадцать лет, пока, словно гром среди ясного неба, не грянула опала. Когда Нарсеса сместили с должности, ему уже исполнилось восемьдесят семь. Императрица София решила подкрепить отставку тяжким личным оскорблением: она послала бывшему экзарху в подарок золотую прялку и пригласила его прясть в женских покоях, коль скоро он не мужчина. Нарсес, как говорят, ответил: «Я спряду ей такую нить, конца которой она за всю жизнь не сыщет», – после чего отправил к Альбоину, королю лангобардов (обитавших на территории современной Венгрии), послов со всеми дарами Средиземноморья, приглашая его прийти и взять страну, порождающую такое изобилие.
Альбоин откликнулся на зов. В 568 г. лангобарды вторглись в Италию, и так началось последнее – и самое долгое – из всех варварских нашествий. Потоки беженцев вновь устремились из материковых городов в поселения на лагунах, но кое-что уже изменилось. Теперь это были не просто перепуганные беглецы в поисках укрытия, которое приютит их до лучших времен. В то, что придут лучшие времена, никто больше не верил. Все были по горло сыты кровопролитием, насилием и разрухой: с каждой новой волной завоевателей становилось все хуже. Так что теперь люди покидали свои дома не поодиночке, а целыми общинами, во главе которых шли епископы и несли святые реликвии, которым предстояло обрести пристанище в новых церквях и стать символической связующей нитью между прежней и новой жизнью – между прошлым и будущим.
Хроники того времени полны преданий и легенд, связанных с этой миграцией, которая продолжалась целых семьдесят лет, пока Италия оставалась под властью лангобардов. Например, в «Альтинской хронике» мы читаем, как Павел, епископ Альтино[7], услышал глас с небес, повелевший ему подняться на башню и посмотреть на звезды; и звезды указали ему путь на острова, где его народ обретет спасение (возможно, он увидел светящиеся дорожки на воде, в которой отражались эти звезды). Альтинцы последовали за ним и обосновались на острове Торчелло, в одноименном поселении, название которого – «Башенка» – напоминает о башне, на которую поднялся епископ. Схожим образом, под руководством своих епископов, если и не самого Господа Бога, жители Аквилеи (опустошенной уже в третий раз за сто пятьдесят лет) отыскали дорогу в Градо, жители Конкордии – в Каорле, а падуанцы – в Маламокко. Наконец, в 639 г., в правление императора Ираклия I, лангобарды захватили город Одерцо, обитатели которого, включая и греческих чиновников,
