Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич
За последующие годы та же судьба постигла и многие другие города, селения и усадьбы, так что поток беженцев постоянно рос. Многие продолжали упорно возвращаться на материк, увидев, что непосредственная опасность миновала, но немало находилось и таких, кто предпочитал остаться, примирившись с новыми обстоятельствами и сочтя их приемлемыми. По мере того как условия жизни на материке ухудшались, островные общины росли и даже начали процветать. В 466 г. их представители собрались в городе Градо и разработали простейшую систему самоуправления, основанную на ежегодных выборах трибуна от каждой из общин. На том этапе связи между общинами были еще совсем слабыми, а в собрании участвовали не только жители небольшого архипелага, который сегодня известен под именем Венеции: тот же Градо стоит милях в шестидесяти от него, к югу от Аквилеи, на берегу другой лагуны. И все же именно с этой давней ассамблеи начался неспешный конституционный процесс, который в конечном счете и породил Тишайшую республику.
Разумеется, самоуправление – не то же самое, что независимость; но географическая изоляция помогала первым венецианцам держаться в стороне от политических катастроф, сотрясавших остальную Италию. Гладь лагуны не всколыхнуло даже падение Западной Римской империи и низложение последнего ее императора, малолетнего Ромула Августула, свергнутого варваром Одоакром. Даже остгот Теодорих, в свою очередь свергнувший Одоакра, похоже, сомневался в безоговорочном повиновении венецианцев. Письмо «морским» трибунам от префекта претория Кассиодора, написанное в 523 г. и направленное из столицы Теодориха, Равенны, кажется чересчур витиеватым и льстивым для образца рутинной чиновничьей корреспонденции:
Урожай в Истрии, – писал Кассиодор, – выдался в этом году на диво изобильным, ввиду чего поступил приказ обеспечить доставку вина и оливкового масла в Равенну. Итак, молю вас доказать свою преданность и произвести упомянутую доставку со всею возможной скоростью. Ведь вам принадлежит множество судов в ваших краях… и плыть вы будете, в некотором смысле, через собственные владения. Не считая прочих преимуществ, перед вами всегда открыт безопасный путь: когда поднимается бурный ветер, затворяя выход в открытое море, вы можете укрыться выше по течению безмятежнейших рек. Буря вашим кораблям не страшна: ведь они никогда не отходят далеко от берега. Издалека, когда борта их укрыты от взгляда, нередко кажется, будто они плывут не по волнам, а прямо через поля. Иногда вы и впрямь волочите их на канатах, подталкивая сзади…
Ибо вы живете как птицы морские: жилища ваши, подобно Кикладам, рассеяны по поверхности вод. Земля, на которой они стоят, держится лишь на корнях ивняка и лоз; и все же вы не страшитесь противопоставить столь хрупкий оплот неистовству моря. Ваш народ богат только рыбой – но ее хватает на всех. Вы не различаете богатых и бедных: пища у всех одинакова, дома у всех похожи. Зависть, правящая всем остальным миром, вам неведома. Все свои силы вы отдаете возделыванию своих соляных угодий, ибо в них, воистину, залог вашего процветания и возможности покупать то, чего у вас нет. Ведь если и есть на свете люди, не имеющие большой нужды в золоте, то людей, не желающих соли, среди живущих нет.
Итак, снарядите же со всем усердием суда свои (которых вы, словно лошадей, держите на привязи у дома) и поспешите отплыть…[4]
Даже если сделать скидку на обычный для Кассиодора цветистый слог, впечатление остается однозначным: эти странные морские жители могут быть исключительно полезны для государства, но обращаться с ними следует аккуратно. Однако главная ценность его письма – в той картине жизни на лагунах, которую оно рисует (древнейшей из всех дошедших до нас)[5]. Здесь уже обозначены два столпа, на которых в дальнейшем утвердилось величие Венеции, – торговля и мореплавание. Уже у первых поселенцев торговля была в крови. Соль, которую они собирали в своих садках, была не только ценным товаром: ее можно использовать для засолки рыбы, которая почти с такой же легкостью добывалась в окрестных водах. К середине VI в. венецианские торговые плоскодонки стали привычным зрелищем на реках Северной и Центральной Италии.
Формировался и морской флот. Во времена Теодориха, по-видимому, он использовался в основном в мирных целях – для доставки припасов в Равенну; но вскоре после смерти остготского короля на полуостров снова пришла война. Теодорих вторгся в Италию с благословения Византии, но правил как абсолютный монарх, не желая терпеть вмешательство даже со стороны Константинополя. Под его властью Италия фактически вышла из состава Восточной Римской империи. Хуже того, и сам Теодорих, и многие его подданные были ревностными арианами. Арианство (согласно которому Христос был не истинным богом, а творением Бога Отца, не равным ему по божественности) давно уже было осуждено как ересь, но на первых порах почти все христианские миссионеры проповедовали варварским племенам именно это учение, и в результате оно успело распространиться по всей Европе. Сам Теодорих отличался религиозной терпимостью: он допускал полную свободу вероисповедания, в и частности, сурово преследовал проявления антисемитизма. Но еретические воззрения остготов дали Византии оправдание для начала войны, и в 535 г. император Юстиниан развернул кампанию по возвращению Италии в лоно империи, доверив эту задачу самому выдающемуся своему полководцу Велизарию.
Жителей лагуны война затронула лишь косвенно: властям снова потребовались их корабли, но теперь уже далеко не в мирных целях. В 539 г. Велизарий подступил к стенам Равенны, и венецианцам велели держать гавани наготове – на случай, если прибудут греческие суда с подкреплениями, – а весь собственный флот направить на помощь византийским войскам, осадившим столицу.
Равенна пала; Италия снова вошла в состав империи, и, хотя мир на полуострове в целом воцарился еще не скоро, старая римская провинция Венетия и Истрия полностью сохранила свои
