Вормхилл - Елена Владимировна Новаженина
Бирн сел поудобней в глубокое кресло, а Джорджия примостилась у него на коленях. Она была рослой девочкой, но рядом с «Великаном» казалась малышкой. Джорджия, затаив дыхание, смотрела на Бирна, приготовясь слушать.
Глава 7
Воспоминания графа
– Когда мне было шестнадцать лет, – начал свой рассказ Бирн, – умерли мои родители. Ты знаешь о многолетней вражде между католиками и протестантами. Особенно между английскими переселенцами и старыми ирландцами. В одной из таких военных схваток и погибли мои мать, отец и сестра. Я был молод и горяч. Мечтал установить царство справедливости и добра, причём с помощью оружия. Я тогда не понимал, что проливая чью то кровь, только увеличиваю страдания на этой земле. Но в годы моей буйной юности я не пропускал не одной драки с протестантами-переселенцами, и некому было меня образумить.
Однажды во время такой драки я увидел молоденькую, высокую девушку. От страха она закрывала лицо руками, но я успел заметить, что она красива. Какой то мужчина, обороняясь, крикнул ей:
– Беги, Мери!
Я пробивался к ней, орудуя и мечом и руками. Мои приятели Джерард Весельчак и Шон Меченный помогали мне. Мы почти расчистили себе дорогу, как кто то крикнул:
– Протестанты!
– Уходим, Бирн! – сказал мне Шон.
– Уходим, так уходим! – ответил я и, подхватив на руки девушку, пустился наутёк вслед за своими товарищами. Бедняжка Мери была так напугана, что даже не сопротивлялась.
Тут Бирн умолк, улыбаясь. Он вспоминал свою юность.
– А дальше? Что было дальше? – Джорджии не терпелось услышать продолжение истории.
– Когда мы остановились передохнуть, Шон гневно глядя на Мери, сказал мне:
– Она протестантка, Бирн! Убей её!
– Ни за что! – ответил я и вновь подхватил Мери, собираясь бежать дальше.
Тут Джерард, смеясь, говорит:
– А она прехорошенькая! Уступи мне её, Бирн! Я дам за неё шиллинг!– И, вытащив из кармана серебряный шиллинг, Джерард покрутил его перед моим носом.
– Нет! Добыча остаётся победителю! – ответил я, и мы снова побежали.
Скоро мы были в безопасности за толстыми стенами моего родового поместья. К недовольству моих приятелей, я не воспользовался правом победителя и обращался с Мери, как настоящий рыцарь. Может быть поэтому, а может и потому, что я был молод и силён, Мери благосклонно принимала мои ухаживания. И я не выдержал. Не надеясь на удачу, я сделал ей предложение руки и сердца. К моему удивлению Мери согласилась выйти за меня замуж.
Мы понимали, что ни один католический или протестантский священник не станет нас венчать. Но в то время в горах на севере жил один монах, который считал, что любой брак, заключённый перед Господом, благословляется Им. Мы с Мери убежали в горы и тайно обвенчались.
Бирн тяжело вздохнул и продолжил:
– Это было рискованное предприятие. Браки между католиками и протестантами карались смертью. Отец Мери был бы в ярости, если б узнал, что она добровольно согласилась выйти за меня замуж. Да и моё положение было не завидным. Со стороны англичан за мою буйную голову была обещана награда в сто фунтов стерлингов, столько я тогда набедокурил. А ещё женитьба на протестантке грозила смертью со стороны ирландцев. Но я любил Мери и ни о чём не жалел. Через год у нас родилась дочь. Мы назвали её Беатой.
– Что означает это имя? – спросила Джорджия.
– В переводе с латыни Беата значит счастливая. Мы с женой мечтали, чтобы судьба нашей дочери была к ней более благосклонна, чем к нам. Не то, чтобы мы не были счастливы, наоборот. Но понимали, что ходим «по лезвию ножа». В честь рождения дочери я решил устроить большой праздник, и пригласил старую ирландскую знать. Я был счастлив. Мери старалась казаться весёлой. Но рядом с ней не было ни её подруг, ни родственников. Кроме того, её отец так ничего и не знал. Бедняжка Мери! Как тяжело ей было, но она умела улыбаться и держалась молодцом.
Бирн опять замолчал, глаза его затуманились. Воспоминания о любимой жене тяжело давались ему.
Джорджия тоже молчала. Ей так было жалко этого добродушного Великана, что она чуть не расплакалась.
Бирн вздрогнул.
– На чём это я остановился. Ах, да! Я взял Мери за руку и привёл в залу, где за накрытыми столами сидели гости.
– Господа! Я собрал вас здесь, чтобы представить вам мою жену Мери! И ещё, что бы вы порадовались вместе со мной! Я стал отцом! И первый кубок я предлагаю выпить за мою дочь! Итак, за Беату! И я первым опрокинул кубок. Началось веселье.
Многие были искренне рады за меня, но были и недовольные.
– Позвольте, господин Коннел, но ваша жена протестантка! – Гневно напомнил мне один из гостей. Другие стали ему поддакивать.
– Она христианка! В её сердце любви к Богу больше, чем во многих из вас господа! – Я старался защитить Мери.
– А в какой вере вы собираетесь воспитывать вашу дочь? В католической или протестантской? – Спросил тот же гость. Он всё не унимался.
– В христианской, – ответил я, – Главное, что бы дочь моя обладала всеми человеческими добродетелями. Чтобы у неё была не только вера, но и любовь, милосердие, честность и мужество отстаивать свои принципы. А когда вырастет, сама решит, в какой ей храм ходить и как поклоняться Богу. Веселитесь друзья мои! Я сейчас безмерно счастлив!
Я взял за руку Мери, и мы вышли, решив, что гости повеселятся и без нас. Мери…Я до сих пор чувствую её дыхание и тот поцелуй! – Бирн опять замолчал, нл потом продолжил:
– С тех пор прошло три года. Голубоглазая Беата была похожа на Мери, такая же красавица. Я любил с ней гулять, часто читал ей Библию, объяснял, что такое добро и зло. И не мог представить, что может произойти вскоре.
Бирн опустил голову, обхватив её руками. Минуту он сидел молча, затем, медленно,заговорил вновь:
– Скоро отцу Мери стало всё известно. Он был в ярости и сначала хотел убить дочь. Но поразмыслив, написал ей ласковое письмо, приглашая навестить его всей семьёй. Мери боялась за меня и решила поехать с дочерью. А потом, если всё пройдёт спокойно, вызвать меня. Это всё равно, что добровольно попасться в ловушку. Я уговаривал Мери не ехать, но она не могла представить, что после такой разлуки её отец может причинить нам зло.
Мери всё – таки уехала, взяв с собой Беату. Она рассчитывала, что при виде внучки, её отец, старый лорд Барлоу, смягчится. Но отец
