Кэрри Гринберг - Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в Трансильвании
Обстановка ей сразу не понравилась. Торжественно скрестив руки на груди, на койке возлежала худенькая девочка лет 17, всем своим видом напоминая статую на усыпальнице какой-нибудь средневековой королевы. Признаков жизни больная не подавала, чем привела ночную сиделку в негодование. Неужели и правда решила окочуриться? Только не в ее смену! Она не знала в точности, но за такое наверняка штрафуют.
Решительными шагами она подошла к кровати и уже нагнулась над пациенткой, чтобы прислушаться к ее дыханию, как та вдруг резко распахнула глаза. Вскрикнув от неожиданности, сиделка отскочила назад и ударилась о ночной столик, который драматическая ирония загодя поставила на ее пути. Тазик для умывания, как дервиш, завертелся на полу. Окончательно разбуженная медью звенящей, пациентка приподнялась на локте и светски улыбнулась.
– Добрый вечер, – сообщила она, но сиделка этот вечер таковым не сочла.
– Меня зовут Кармилла, – продолжила девица, наблюдая как сиделка, массируя ушибленное бедро, доковыляла до газового рожка и зажгла свет, – А как ваше имя?
– Для вас – фройляйн Лайд, – буркнула сиделка, не терпевшая фамильярностей. Кроме того, она не сомневалась, что девушка назвалась вымышленным именем. На Кармиллу она не тянула. Максимум на Лизхен или Софи.
При тусклом свете газа девушка напоминала рисунок акварелью – черты ее были приятными, хотя и размытыми, невыразительными. Белокурые волосы чуть приоткрывали маленькие, будто вылепленные из воска уши. Шея была совсем тонкой, вот-вот переломится, плечи – худыми. Через вырез ночной сорочки, расстегнутой на несколько пуговиц, виднелись ключицы, тоненькие, как карандаши. А вот на груди сорочка едва вздымалась. Не укрылся от сиделки и легкий акцент Кармиллы. Не итальянский, его бы она сразу определила, а какой тогда? Французский, английский?
– Так вы хотели о чем-то поговорить? – перешла она к цели своего визита, хотя и не представляла, о чем можно беседовать с особой столь юных лет. О новых фасонах шляпок? О способах утягивания талии до 30 сантиметров? О венских балах? О мальчиках?!
Себя в этом возрасте она не помнила. Вернее, старалась не вспоминать, как и все предшествующее тому вечеру, когда ее жизнь выцвела в одночасье.
Склонив голову набок, пациентка испытующе на нее посмотрела, словно грандмейстер масонской ложи, решающий достоин ли неофит причаститься тайн бытия. Но поскольку других претендентов на тайны бытия поблизости не оказалось, медицинский персонал вполне годился на роль слушателя.
– Что ж, я поведаю обо всем, – возвестила девица, – Но прежде должна убедиться, что вам можно доверять.
Сиделка подумала, что сама ни за что не доверилась бы тому, в чьих полномочиях привязать ее к кровати и накачать морфием, но вслух ничего не сказала. Наоборот, заставила лицевые мышцы изобразить подобие дружелюбной улыбки.
– Разумеется, вы можете мне доверять. Кроме того, хороший рассказ непременно должен быть услышан. Ну-с?
– Меня похитили и держат здесь против воли! – с места в карьер начала Кармилла. – На самом деле, я не сумасшедшая, отнюдь! Просто… просто я вампир.
Улыбка сиделки одеревенела.
Глава 2
Утро началось с того, что в комнату к постояльцу пробралась хозяйская кошка и улеглась ему на лицо. Собственно, и весь день развивался в подобном ключе.
Еще вчера Леонард Штайнберг попросил трактирщика оказывать Уолтеру всяческое содействие. В том числе и в его этнографических изысканиях. Понятие «этнограф» Габор разъяснил местному населению в следующих выражениях: «Знаете истории, от которых у всей родни уже сводит челюсти, а уши сворачиваются в трубочку и норовят заползти вглубь головы? Про то, как у маленького Штефана прорезался первый зуб, или что случилось на свадьбе у Марицы? Ну, так вот, этот человек проехал через всю Европу СПЕЦИАЛЬНО, ЧТОБЫ ИХ ПОСЛУШАТЬ!!!» Сообщение произвело настоящий фурор. Обгоняя друг друга, женщины помчались по домам, извлекать из сундуков одежду поэтничней, а нарядившись, с той же прытью вернулись в «Свинью и Бисер». Когда Уолтер, отплевываясь от кошачьей шерсти, спустился к завтраку, очередь успела три раза обогнуть трактир.
К вечеру усталый этнограф прослушал добрую сотню народных песен, узнал дюжину способов без медикаментозного лечения золотухи и мог проследить генеалогию каждого деревенского жителя вплоть до Темных Веков. Он чувствовал себя старателем, перемывшим тонну песка ради нескольких желтых крупиц. Время от времени ему удавалось выловить сведения о том, что интересовало его на самом деле – о вампирах. Но в большинстве случаев это было закрепление пройденного. В который раз Уолтер услышал, что
– вампиры боятся серебра,
– вампиры боятся освященных предметов,
– они не отражаются в зеркалах (по одной версии, потому что у них нет души, по другой – потому что при изготовлении зеркал используется серебро (см. пункт 1). В таком случае назревал вопрос – а будут ли они отражаться в ведре с водой?),
– они могу перекидываться в летучих мышей,
– они не станут есть чеснок даже из вежливости,
– они крайне щепетильны в вопросах приличий и не войдут в дом без приглашения, зато уж после приглашения от них попробуй, отделайся (как и от большинства людей),
– для них губителен солнечный свет,
– истребить упыря можно, отрубив ему голову и проткнув сердце осиновым колом,
– и прочая, и прочая.
Попадалась, однако, и весьма оригинальная информация. Так, согласно легендам, если перед вампирами бросить пригоршню крупы, они начнут считать каждое зернышко. Наверное, они очень бережливы. Что здесь правда, а что – вымысел, Уолтеру предстояло выяснить на собственном опыте. Этим он и собирался заняться в самое ближайшее время.
В дверь кто-то поскребся, и мистер Стивенс увидел своего давешнего знакомца, который держал под мышкой огромный сверток, перевязанный алой шелковой лентой.
– М-можно войти?
– Ну разумеется! – Уолтер пропустил его в комнату, но, ступив несколько шагов, Леонард застыл, брезгливо оглядываясь по сторонам. Там, где обычный человек видел дурно меблированные номера, ему мерещился барак для прокаженных.
– Я уже подготовился к поездке, так что вам не придется долго ждать, герр Штайнберг…
– Просто Леонард. Когда говорят «герр Штайнберг», мне кажется, что это про отца, – смущенно объяснил юноша.
– Тогда называйте меня Уолтером.
– Да, конечно… А что это у вас на столе?
Англичанин задумчиво покрутил в руках серебряное распятие.
– Сувенир. Купил на память о Будапеште. Хотите посмотреть?
Но Леонард замотал головой, как флюгер во время шторма. Контакты с чужими вещами он сводил к минимуму.
