Константин Бадигин - Покорители студеных морей (с иллюстрациями)
Купцы молча переглядывались. Натужно дышал гонец.
— То нам на руку, — нарушил молчание младший Амосов. — Самое время с господой рассчитаться.
Он на минуту задумался. Пошарив в поясе, вынул пригоршню золотых монет.
— Ты, молодец, — обратился он к парню, — собирай ребят, пусть на вече ударят. Да погорластее ребят-то, да поболе. Что прикажу — пусть кричат. Пока вот это бери, а ежели по-нашему будет, всех одарим. Да погоди, — удержал гонца за рукав Амосов. — Грамоту хозяину отнесешь.
Он попросил у Терентьева небольшой отрезок бересты и костяной палочкой стал быстро чертить угловатые буквы.
— Смотри, чтобы в чужие руки не попала!.. — строго предупредил Олег Труфанович. — Ну, с богом, ступай.
Гонец мотнул головой — понял, мол. Ссыпал деньги в карман, а через минуту, дробно стуча подкованными сапогами, он скатился с крыльца и скрылся в переулке.
Когда затихли шаги посыльного, купцы вновь принялись обсуждать дела.
— Спасибо, Труфане! Трудное дело на себя берешь, — с поклоном сказал Терентьев.
Остальные купцы молча враз поклонились Амосову. Тысяцкий, подойдя к столу, высыпал все деньги из своего кошеля:
— Поможем на доброе дело, господа купцы. По очереди стали купцы подходить к столу и ссыпать деньги. Быстро выросла большая куча.
— Моих три лодьи в Холмогорах. Возьми их, — говорит кто-то.
— Моих две.
— Я четыре даю.
Главное взял на себя Труфан Федорович. На морских лодьях он задумал привезти хлеб в голодный Новгород из Дании. Из полуночных стран по студеным морям должны были пройти корабли новгородского купца. Опасен и труден был этот путь, а впереди еще тяжелый поход по рекам, через дремучие северные леса к берегам Студеного моря.
Обойтись своими силами и без помощи Ганзы накормить новгородцев, не дать кабальным договором с немцами связать свою заморскую торговлю, открыть морскую дорогу на Балтике для своих кораблей — вот что объединило новгородских купцов и заставило их вступить в борьбу с Ганзой.
Теперь хозяин и гости напряженно прислушивались. Они чего-то ждали.
Первым загудел большой колокол Софийского собора. Набатный призыв мощным гулом разливался по городу. Почти враз ударили кончанские вечевые колокола.
Но купцы не тронулись с места, они ждали главного.
Наконец забили в набат на Ярославовом дворище. Призывные звуки старинного колокола были с пеленок знакомы каждому новгородцу. Как бы уступая власть старшему, умолкли все остальные вечевые колокола, а колокол на Ярославовом дворище все звал и звал. Купцы поднялись и вышли из дома. Они спешили вовремя попасть на сборище.
Торговая сторона, где исстари собирались новгородские горожане решать свои дела, быстро заполнялась народом. Люди бежали со всех концов города, с пригородов и посадов.
У торга на Славенском конце скопилась огромная толпа. Она занимала всю площадь между церквами. Запоздавшие располагались у самого берега. Многие бежали с оружием, на случай, если придется решать вопрос силой.
«Кто собрал вече?» — спрашивали друг у друга горожане, стараясь перекричать колокольный гул и шумевшую толпу.
Над сборищем проплывали знамена: главное — Великого Новгорода — и знамена пяти великих концов города. Появились степенной посадник и тысяцкий, торопливо пробирались сквозь толпу члены господы — старые посадские и тысяцкке, перепоясанные золотыми кушаками, и за ними важно шествовали кончанские старосты.
Толпа расступилась, пропуская знать к вечевой башне. Взойдя по ступенькам на помост, посадник махнул рукой — и колокол стих. Утихла понемногу толпа. Посадник поклонился в пояс и звучным, громким голосом произнес полагающееся по старинному обычаю приветствие вечу. Поклонился и тысяцкий, поклонилась господа. Народ ждал настоящего слова.
Наступила гнетущая тишина. Было слышно, как на крыше соседнего дома ласково ворковали голуби.
— Без нашего ведома собрано вече, — начал посадник, с беспокойством косясь на застывшую толпу. — Пусть говорит тот, у кого есть дело… Я спрашиваю, кто созвал вече?
— Не бывать ряды с Ганзою! — пронзил тишину чей-то резкий голос. — Ганзейские купцы не токмо в своих городах — на русской земле наших людей губят.
Сборище вдруг сразу стало шумным.
— Убивцы, душегубцы!.. — кричали в толпе. — Привести ганзейских гусей на вече!
— Не дадим закрыть морскую дорогу! На своих кораблях повезем товары в заморье! — раздалось с другого конца. — Доколь убытки терпеть?
Посадник понял, откуда дует ветер. Он мигнул глазом дьяку, стоявшему поодаль. Тот быстро скрылся, нырнув в толпу. Старые посадники и тысяцкие, перешептываясь, с беспокойством оглядывались по сторонам.
— На расправу ганзейских купцов!
— Громить их поганые дворы!..
Вдруг толпа стихла и, словно разрезанная ножом, расступилась, освобождая проход еще кому-то.
Показалось шествие: четверо горожан-ремесленников несли своего товарища. Подходя к вечевой башне, они опустили тело.
Круглолицый парень с короткой шеей, повернувшись к толпе, снял шапку. Шелест пронесся над вечем, тысячи людей обнажили голову. Сняли шапки побледневшие правители.
— Братцы, измываются еретики-немцы над Великим Новгородом — душу христианскую зазря загубили! Изрубили всего и места живого не оставили.
— У-у!.. У-у!.. А-а!.. — заревела толпа.
В общем гаме сначала ничего нельзя было понять.
— На расправу немцев!
— Жги дворы!..
Возбужденная зачинщиками, толпа зашевелилась, кинулась в сторону, готовая броситься к гостиным дворам.
— Стойте! — крикнул посадник. — Слушайте мое слово!
В городе голод, умирают наши дети и жены. Ганзейские купцы сулят вскоре засыпать хлебом Новгород…
— Долой посадника, он продался Ганзе! — взревел вдруг детина с короткой шеей.
— Долой! Долой!.. — завопили в толпе.
— Наши купцы русского хлеба привезут!..
— Амосов старший хлебом посулился!..
— Почто от народа скрываетесь, тайно дела решаете?..
Голоса становились все настойчивее и громче. Толпа угрожающе напирала на вечевую башню, подбираясь к ступеням.
Улучив удобный момент, парень с короткой шеей прыгнул к помосту вечевой башни и схватил за одежду растерявшегося посадника. Несколько человек бросились его защищать; другие с криком поспешили на помощь парню, и началась свалка.
На помост взбирается мореход Труфан Амосов. Толпа понемногу успокаивается.
— Слушайте люди новгородские! — раздается спокойный голос морехода. Он кланяется на все стороны.
