Ной Гордон - Шаман
— О да. У Рэйчел, у ее сына и дочки все очень хорошо. — Лилиан нерешительно помолчала. — Она встречается с другим мужчиной, кузеном Джо. Об их помолвке объявят после того, как пройдет год траура.
Вот как. Странно, что после стольких лет это известие больно его задело.
— Вам нравится быть бабушкой?
— Да, очень, — призналась Лилиан и, отойдя от него, углубилась в негромкую беседу с миссис Пратт, чья земля примыкала к участку Гайгеров.
Уже вечерело, когда Шаман наполнил тарелку едой и отнес ее в маленькую душную хижину Олдена Кимбела, где всегда пахло древесным дымом. Работник сидел на койке в нижнем белье и пил что-то из кувшина. В честь панихиды ноги у него были чисто вымыты. Второй комплект шерстяного нижнего белья, скорее серый, чем белый, висел посреди хижины на неприхотливом приспособлении для сушки: в рукава вставлена палка, привязанная шнурком к гвоздю в потолочной балке.
Олден протянул кувшин Шаману, но тот отрицательно покачал головой и сел на единственный деревянный стул. Смотрел, как ест Олден.
— Будь моя воля, я похоронил бы папу на нашей собственной земле, на том участке, который выходит к реке.
Олден покачал головой.
— Она бы на это не пошла. Слишком близко к могиле индианки. До того, как ее… убили, — сказал он, тщательно подбирая слова, — о них двоих ходило много слухов. Твоя мать жутко ревновала.
Шаман едва сдержался, чтобы не засыпать его вопросами о Макве и своих родителях, но в конце концов решил, что нехорошо обсуждать это с Олденом. Махнув на прощание рукой, он удалился., Уже смеркалось, когда он спустился к реке, к развалинам гедоносо-те Маква-иквы. Один конец лонгхауса сохранился, на втором конце стойки и стропила сгнили, и он провалился вовнутрь. Очевидно, здесь обрели пристанище змеи и грызуны.
— Я вернулся, — сказал он.
Он ощущал присутствие Маквы. Она уже давно умерла; и теперь все, что он чувствовал к ней, это запоздалое сожаление, хоть и померкшее на фоне горя от потери отца. Он хотел обрести здесь утешение, но его окружал лишь ее ужасный гнев, такой явственный, что волоски у него на затылке встали дыбом. Неподалеку находилась ее могила — ничем не отмеченная, но очень ухоженная: трава подстрижена, а граница обозначена специально высаженными туда дикими желтыми красодневами, взятыми с соседнего участка, расположенного вдоль берега реки. Над влажной землей уже показались зеленые ростки. Это, должно быть, его отец смотрел за могилой. Шаман опустился на колени и выдернул несколько сорняков.
Уже почти стемнело. Ему почудилось, будто Маква пытается ему что-то сказать. Это и прежде случалось, и он почти поверил, что именно по этой причине он чувствовал ее гнев: она хотела, но не могла сказать ему, кто убил ее. Он хотел спросить у нее, что ему делать теперь, когда отца больше нет. Подул ветер, и вода на реке пошла рябью. Он увидел первые неяркие звезды и задрожал. Зимний холод еще не ушел, подумал он и направился обратно к дому.
На следующий день, прекрасно понимая, что должен держаться поблизости на случай, если заглянут припозднившиеся гости, Шаман облачился в рабочую одежду и все утро вместе с Олденом купал овец в дезинфицирующем растворе против паразитов. Родилось несколько ягнят, и он кастрировал молодых барашков. Олден состряпал себе обед из этих «устриц прерий», пожарив их с куриными яйцами.
Днем, выкупавшись, Шаман снова надел черный костюм и пришел в гостиную, посидеть с матерью.
— Ты бы лучше разобрал вещи своего отца и решил, что и кому отдать, — заявила она.
Несмотря на почти полностью седые, а когда-то светлые волосы, его мать оставалась самой интересной женщиной из всех, кого он когда-либо видел — с красивым тонким носом и чувственным ртом. То, что всегда стояло между ними — что бы это ни было, — никуда не исчезло, но она чувствовала, как ему не хочется выполнять ее просьбу.
— Роберт, рано или поздно тебе все равно придется это сделать, — напомнила она.
Она собиралась отнести пустую посуду в церковь, где ее разберут прихожане, которые принесли еду на похороны. К тому же она хотела встретиться с преподобным Блэкмером.
— Пойдем со мной, — предложила мать, но он лишь покачал головой, хотя прекрасно знал, что она непременно разразится длинной тирадой на тему, почему он должен принять Бога. Его всегда поражала буквальная вера матери в небеса и ад. Вспомнив ее старые ссоры с отцом, он решил, что ей, наверное, особенно тяжело теперь: ее муж, отказавшись от крещения, не будет ждать ее в раю.
Она подняла руку и указала на открытое окно.
— Кто-то скачет сюда.
Она прислушалась к разговору внизу и горько усмехнулась.
— Одна женщина спросила Олдена, здесь ли доктор, сказала, что ее муж ранен, лежит дома. Олден отвечает, мол, доктор умер. Тогда она спрашивает: «Молодой доктор?» А Олден ей: «О нет, он здесь».
Шаман засобирался к раненому. У дверей на привычном месте висела медицинская сумка отца. Мать принесла ее и вручила сыну.
— Возьми фургон, рессоры уже подтянули. Я пойду в церковь позже.
Упомянутой женщиной оказалась Лидди Гичер. Она и ее муж, Генри, купили участок Бьюкенена. Это было, когда Шаман уже уехал. Он хорошо знал дорогу — ехать нужно было всего лишь несколько миль. Выяснилось, что Гичер упал со стога сена. Там его и обнаружили. Дыхание было неглубоким и явно причиняло ему боль. Он застонал, когда они попытались раздеть его, поэтому Шаман разрезал одежду — очень аккуратно, стараясь идти по швам, чтобы миссис Гичер могла потом снова все сшить. Крови не было, только большой кровоподтек и распухшая левая лодыжка. Шаман достал из сумки стетоскоп отца.
— Подойдите сюда, пожалуйста. Я хочу, чтобы вы сказали мне, что вы слышите, — обратился он к женщине и приставил раструб к груди ее мужа. Миссис Гичер приложила ухо к верхней части прибора. Шаман дал ей достаточно много времени, чтобы послушать легкие пострадавшего, а сам левой рукой сжимал раструб, кончиками же пальцев правой руки измерял пульс.
— Бум-бум-бум-бум! — прошептала она.
Шаман улыбнулся. Пульс Генри Гичера был учащенным, но чего еще можно ожидать в такой ситуации?
— Что еще вы слышите? Не торопитесь.
Она старательно прислушалась.
— Нет ли тихого треска, будто кто-то мнет сухую солому?
Она покачала головой.
— Бум-бум-бум.
Хорошо. Значит, сломанное ребро не пробило легкое. Он убрал стетоскоп и тщательно, дюйм за дюймом ощупал тело Гичера. Поскольку он ничего не слышал, ему приходилось быть более внимательным и куда больше полагаться на остальные чувства, чем большинству докторов. Взяв мужчину за руку, Шаман кивнул, обрадовавшись тому, что сообщил ему дар. Гичеру повезло: он приземлился на достаточно толстый слой старого сена, и это смягчило удар. Он упал прямо на ребра, поэтому врач не нашел ни одного признака сложного перелома. Пожалуй, ребра с пятого по восьмое сломаны, и, возможно, девятое тоже. Когда он наложил повязку, дышать Гичеру явно стало легче. Шаман проделал те же манипуляции с лодыжкой и достал из сумки бутылочку болеутоляющего, состоявшего в основном из спирта с небольшими добавками морфия и лекарственных трав.
