Ксавье Монтепен - Рауль, или Искатель приключений. Книга 2
Молодой человек увидал тогда коллекцию лиц, поз и костюмов, достойных найти место в бессмертных рисунках, созданных гением Калло и воспроизведенных его резким и сильным карандашом. Это были лица мускулистые, бледные, искривленные; носы хищных птиц, губы вампиров. У некоторых, еще очень молодых людей, лбы были испещрены морщинами более, чем у дряхлых стариков. Согнутые спины иных отличались страшной худобой, которую не скрывало слишком широкое платье. В этих впалых глазах, мрачно окаймленных нависшими бровями или выпуклых, как глаза совы, можно было заметить самые разнородные характеры. Одни выражали придирчивую, нахальную дерзость, другие — постыдную и низкую трусость. Физиономии некоторых отличались выражением хищности и напоминали лисицу. У иных рты, вооруженные редкими и острыми зубами, имели родственное сходство с плотоядной мордой волка. Многие из этих почтенных собеседников выказывали солдатские ухватки и носили длинные рапиры. Среди этих людей можно было найти типы каждого из самых постыдных пороков, обесславливающих бедный человеческий род.
Одни, совершенно пьяные, сваливались с деревянных скамеек, на которых сидели; другие с циничным восторгом ласкали жалких существ женского пола, которые спустились на последнюю ступень самого отвратительного уничижения; третьи, наконец, играли в карты, такие грязные, что на них едва можно было различить очки, или в кости, по всей вероятности фальшивые. Бывали минуты молчания почти совершенного, которое вдруг прерывалось громкими и хриплыми криками и бранью.
Сердце Рауля сжималось от отвращения, и он спрашивал себя, найдет ли он в себе силу и мужество надолго оставаться в этом гнусном пандемониуме. Может быть, он решился бы немедленно удалиться, если б не случилось обстоятельство, заставившее его остаться на месте еще с минуту.
XVI. Пунцовый кафтан
В ту минуту, когда Рауль, жаждая чистого воздуха, хотел встать и выйти из кабака, дверь с улицы вдруг растворилась и новое лицо явилось на пороге.
Это был человек лет сорока пяти, высокий и сильный, с правильными чертами лица, которое могло бы показаться прекрасным, если бы не носило на себе самых неоспоримых следов злоупотребления жизнью. Большие черные глаза с густыми бровями того же цвета, вероятно, были некогда блестящими, но разврат и пьянство оставили им только искры прежнего блеска. Орлиный нос был с фиолетовым оттенком. Красные пятна пестрили щеки. Нижняя губа висела, обезображивая таким образом правильно очерченный рот. Черные усы, старательно завитые, были приподняты кверху и своими концами почти касались глаз. Странное выражение физической веселости видно было на этом лице, искаженном дурными страстями, а губы, приподнимаясь от улыбки почти постоянной, выказывали черные и испорченные зубы. На этом человеке были черные шелковые чулки, разорванные на левой икре, шерстяные панталоны, некогда белые, синий атласный полинявший жилет и красный кафтан с большими стальными пуговицами. Шляпа военной формы была обложена узким потускневшим серебряным галуном. Длинная шпага с медным эфесом торчала из-под полы кафтана. Правая рука незнакомца, казалось, с удовольствием ласкала блестящий эфес.
Новопришедший вошел в кабак совершенно по-театральному. Сделав три шага и сопровождая их тремя низкими поклонами, он по-военному поднес руку к шляпе и вскричал веселым и хриплым голосом:
— Общество в полном комплекте… многочисленное и избранное, честное слово Ла Роза, бывшего сержанта французской гвардии!.. и все молодцы!.. клянусь моей гитарой и шпагой, кабак Марса и Венеры не опровергает своей вывески!.. Да здравствуют любовь и война.
И человек в красном кафтане запел фальшивым голосом какие-то старые куплеты. Когда певец кончил, послышалось одобрительное «браво», впрочем довольно ироническое. Один раздосадованный игрок, отвлеченный пением от интересной комбинации, вскричал:
— Довольно, уличный трубадур!.. ты слишком охрип, чтобы распевать соловьем!..
Человек в красном кафтане нахмурил брови и бросил свирепый взгляд на того, кто заговорил с ним таким образом. Он сильнее прежнего сжал эфес своей шпаги и хотел вытащить ее из ножен, но это движение не имело последствий. На физиономии певца почти тотчас же снова засияло веселое выражение, и он только сказал:
— Клянусь моей гитарой и шпагой, Лаженжоль, я наказал бы тебя, если бы ты стоил этого!.. Но к чему? Ты стараешься плутовать в картах из-за каких-нибудь трех денье и не в состоянии оценить сокровища гармонии и поэзии; расточать их перед тобою все равно что метать бисер перед свиньями. Я сожалею о тебе и прощаю тебя… Плутуй в картах, бедняга, и никогда не старайся сделаться, подобно Ла Розу, величайшим воином и совершеннейшим любовником!..
Странный этот человек запел опять еще более фальшивым к хриплым голосом, потом прошелся по зале таверны и сел по соседству со столом Рауля, снял длинную шпагу, порядочно его стеснявшую в этой новой позиции, и ударил кулаком по столу.
Хозяин подошел, хромая. Физиономия его была еще угрюмее и сердитее обыкновенного. Человек в красном кафтане не заметил этого или сделал вид, что не заметил.
— Чего вы от меня хотите? — спросил хозяин.
— Э, дядюшка Шемильяр! — вскричал Ла Роз. — Я хочу прежде всего узнать, каково ваше драгоценное здоровье?..
— Дурно, — лаконично ответил хромой.
— Да? неужели вы больны?.. Это удивительно, потому что у вас бесподобный, самый здоровый вид!..
— Это все, что вы мне скажете?
— Нет! нет!.. дядюшка Шемильяр, пить хочется… понимаете?
— Нет.
— Тупая голова!.. неужели я должен объясниться?
— Да.
— Ну, так я скажу вам просто: дайте мне напиться…
— Чего?
— Всего, что вы хотите, только бы было вкусно, да побольше… коньяка, арака или другого чего-нибудь… мне все по плечу…
Хромой не пошевелился, а только протянул руку.
— Чего вы хотите? — спросил Ла Роз.
— Денег.
— Чего?
— Денег.
Ла Роз пошарил в кармане.
— Не имеется, — сказал он, стукнув по карманам жилета. — Но мы старые знакомые! Клянусь моей гитарой и моей шпагой, поставьте мне на счет, я заплачу вам вместе с тем, что уже должен вам…
Хромой покачал головой.
— В долг не дам, — сказал он, — заплатите вперед и тогда пейте сколько хотите…
— Но у меня нет сегодня ни денье…
— Тем хуже.
— Только одну меру!..
— Нет!..
— Дядюшка Шемильяр, мой достойный хозяин, будьте милы!..
— Прощайте.
Хромой повернулся на своей длинной ноге и удалился.
— А! черт побери! — вскричал Ла Роз. — Экий негодяй!.. Не переломать ли ему ребра? Но кровь его не заменит мне стакана вина!.. Клянусь моей гитарой и моей шпагой, я оставлю эту негостеприимную таверну. Обрекаю самым жестоким божествам гнусного хозяина, который отказывает в какой-то ничтожной мере водки иссохшей гортани Орфея, воина, находящегося в несчастии. Отныне я не переступлю через этот порог!.. Пусть хромой негодяй, этот ужасный Шемильяр, делает что хочет!