Богдан Сушинский - Костры Фламандии

Но, хотя граф спросил это с неподдельной ненавистью, Диане явственно послышалось: «Как вы могли так бездарно подготовить свое покушение?!»

– Я сделал это во имя возрождения нашего ордена, Великий магистр, – прохрипел маркиз. И на губах его появилась кровавая пена.

– Убить юную графиню во имя возрождения ордена?! – изумился шевалье.

– Простите, графиня, но это так, – уронил голову на грудь маркиз. Только если бы вас не стало, мы сумели бы по-настоящему возродить свой орден в могучих стенах замка Шварценгрюнден. Именно в тех стенах, где он некогда задумывался.

– Вы могли бы объяснить свое злодейство значительно проще, мой дорогой кузен, – насмешливо обратилась к нему Диана. – Не далее как вчера под вечер я виделась с местным нотариусом. Он-то и выдал мне тайну, которую обещал вам не выдавать никому и ни при каких обстоятельствах. Как оказалось, вы настойчиво выясняли у него, существует ли еще кто-либо, кто мог бы претендовать на замок Шварценгрюнден, кроме графини де Ляфер и вас. А когда нотариус заверил вас, маркиз, что в случае Божьей немилости к графине единственным наследником замка становитесь вы, – решили удариться во все тяжкие.

– Это правда? – не сдержался де Моле.

– Я действительно навещал нотариуса, – едва слышно произнес маркиз.

– Что же вы молчали, что графиня – ваша родственница? И что вы можете?.. – он осекся на полуслове, но все поняли, чего граф никак не мог простить сейчас маркизу д’Атьену.

– Вот оно что! – вскипел Кара-Батыр, разъяренно хватаясь за саблю. – Оказывается, вам захотелось стать владельцем этого замка!

– Презренный злодей! – слишком уж театрально прорычал де Куньяр, хватая маркиза д’Атьена за ворот камзола.

– Вы опозорили честь не только своего рода, но и честь ордена тамплиеров! – окончательно предавал его граф де Моле, спокойно и важно оглядев при этом всех присутствующих. После обличения маркиза он наконец почувствовал, что всякое подозрение относительно его участия в этом гнусном покушении отпало. По существу, теперь он является хозяином положения и ему предоставляется возможность окончательно завоевать доверие прекрасной графини. – Вам хорошо известно, что, по законам ордена, рыцарь, допустивший подобное бесчестие, обязан искупить свою вину собственной кровью.

– И жизнью, – уточнил шевалье. – Да-да, и жизнью – тоже, маркиз.

– Так, может, сразу же и казним его? – деловито поинтересовался Кара-Батыр. – Чего тянуть? Назовите способ казни, графиня, остальное – наша забота.

– Вот видите, как, оказывается, плохо быть единственным наследником того, что тебе никогда не принадлежало и не могло принадлежать, – огласила свой вердикт владелица замка.

– Я обращаюсь к вам, графиня, с просьбой о снисхождении, – растерянно пробубнил маркиз. – Не допустите моей позорной гибели. Смилуйтесь, помня хотя бы о нашем, пусть и далеком, но все же родстве.

– К счастью, я даже не догадывалась о нем. А молить меня о снисхождении – все равно, что пытаться разжалобить камни Шварценгрюндена. Единственное, до чего я могу снизойти, так это предоставить вам право самому избрать способ казни.

Графиня метнула на маркиза д’Атьена взгляд, преисполненный презрения, и, важно сойдя с «трона», спокойно удалилась к себе.

Оставшись одни, воины почти с минуту молча смотрели на стоявшего с поникшей головой маркиза д’Атьена, давая ему возможность самому избрать путь к судным вратам. Однако молчание угрожало затянуться до бесконечности, а маркиз все не решался и не решался объявить свою последнюю волю. Все чего-то ждал, на что-то надеялся.

– Ну, что ж, если обреченный не в состоянии сам избрать себе способ казни, следует помочь ему с выбором, испепели меня молния святого Стефания, – кончилось терпение шевалье де Куньяра. – Я видел в саде пень, который станет идеальной плахой.

– Нет, только не это! – почти запричитал д’Атьен. – Уже три моих предка погибли на плахе. Я всю жизнь молил Бога, чтобы он позволил избежать их участи.

– Яркая родословная, – ухмыльнулся де Моле.

– Поскольку Бог, при всем моем почтении к нему, не способен на такую милость, то ниспослать ее придется мне, – молвил шевалье. – Кара-Батыр, отведите маркиза в Посольскую башню. До заката солнца он может молиться, глядя в омывающие крепость воды реки. Эти же воды подскажут ему, как поступить, когда закат угаснет.

Пока на капитанском мостике решалась судьба кораблей, д’Артаньян, де Морель и присоединившийся к ним сотник Гуран, прихвативший с собой довольно увесистую булаву, стояли у передней мачты и внимательно следили за приближающимся к ним сторожевиком. Им казалось, что суда еще достаточно далеко друг от друга, чтобы открывать огонь, поэтому выстрел испанца прозвучал для них громом Господним. Тем более что ядро пронеслось между мачтой и надстройкой, как раз над их головами.

Мушкетеры инстинктивно пригнулись, почти касаясь руками палубы, лишь сотник остался стоять у мачты, невозмутимо опираясь на булаву и попыхивая трубкой.

– Ну, что вы хотите, д’Артаньян? – извиняющимся тоном заметил де Морель, приподнимаясь и придерживая рукой чуть было не сорванную ядром шляпу. – Эти испанцы, с их манерами…

– Не будем осуждать их, дорогой Морель. Морская жизнь, знаете ли, не располагает к светским манерам. О, по-моему, бомбардиры приглашают нас в секунданты, – заметил д’Артаньян, услышав, что орудия «Женевьевы» открыли ответный огонь.

– Возможно, у наших пушек отличные парни, но… Пушечные дуэли… в море…

– В большинстве случаев заканчивающиеся купаниями… – поддержал его лейтенант.

В следующую минуту ядро попало в кормовую надстройку. Сирко видел, как разлетелась обшивка, вспыхнул пожар; послышались крики раненых.

– Капитан, – жестко повелел он, используя в качестве переводчика Гяура, – остановите корабль! Вы, лейтенант, – обратился к прибежавшему на мостик морскому офицеру, – немедленно отдайте приказ бомбардирам прекратить огонь.

– Мы-то можем его прекратить, господин полковник, прекратят ли испанцы?

– Они идут не сражаться, а победить. Сотник Гуран, казаков – к абордажному бою. И белый флаг, командор, немедленно белый флаг! Через несколько минут будет поздно. Переведите ему, Гяур, по-французски. И добавьте от себя, что на душу ляжет. Возможно, тогда он наконец проникнется важностью момента.

В это время на мостике флагманского сторожевика испанцев «Сан-Себастьян» тоже царило смятение. Если бы решение зависело только от капитана, он предпочел бы не нападать на целую эскадру больших французских кораблей, которые к тому же следуют в порт Кале и вовсе не собираются высаживать десант у форта, а тем более – прорываться к Дюнкерку.