Азат Ахмаров - В августе 79-го, или Back in the USSR
– Договорились!.. – Василий Иванович потер ладонь об ладонь. – А теперь давайте-ка по водочке за это дело!
Он достал из шкафчика неизменную бутылочку «Столичной» и рюмки. Мы выпили за успех общего дела, обсудили подробности, потом повторили еще по сто, и я даже вспомнил такой вот анекдот про царского генерала.
Пожилой генерал возвращался с маневров на пролетке. Проезжает мимо озера. Вдруг видит, в озере купается пышная белотелая женщина с длинными светлыми распущенными волосами. Генерал останавливает пролетку и приказывает денщику: «Иван, раздевайся быстрее, сплавай к этой даме и спроси ее, как она насчет поездки со мной в город, гостиницы, вина, картишек и так далее.» Денщик раздевается и бросается в озеро, доплывает до купальщицы, делает круг вокруг нее, возвращается обратно и докладывает: «Ваше превосходительство, насчет гостиницы, вина и картишек они согласные, а насчет так далее не могут-с, они поп-с.»
На следующий день с утра наша группа дала свой первый концерт; правда, зрителями были только члены репертуарной комиссии. Выглядела комиссия необычно и прикольно – почти все были военные, в званиях не ниже полковника. Надо было видеть их ошарашенные физиономии! Видно было, что такой репертуар они утверждают впервые, и, естественно, вряд ли бы утвердили, если бы не генерал Шевцов. Несмотря на то что концерт был на русском языке и я включил колонки на минимальную громкость, многие члены комиссии морщились, слушая непривычные для них ритмы.
Обычно аттестационные комиссии заставляли вставлять в репертуар концертных коллективов не менее семидесяти процентов произведений членов Союза композиторов, но здесь все понимали, что на Западе они никому не нужны, и репертуар был утвержден почти единогласно. После аттестации меня вызвал к себе Василий Иванович: в генеральском кабинете сидели герры, переводчик, начальник финансового управления армии, Баталов и еще какие-то люди. Подписав договор о намерениях и обговорив подробности, довольный генерал и герры выпили водочки и долго жали друг другу руки. Я тихо сидел в сторонке и делал вид, что не имею к этому никакого отношения.
Интересно, сколько официально мне лично перепадет денег за то, что я принес государству двести тысяч марок? Как выяснилось позже, наше великое государство выделило от щедрот своих мне и каждому из участников группы премию по двести пятьдесят рублей и по триста чеков магазина «Березка»! Неудивительно, подумал я, что в год из СССР эмигрируют по пятьдесят тысяч человек!
Правда, генерал, догадываясь, что это лишь жалкая подачка, вызвал меня к себе и пояснил:
– Я понимаю, Артур, что это все несравнимо с твоим вкладом, но официально я больше ничего сделать не могу. Мне и так с трудом удалось выбить вам чеки Внешторгбанка – это вообще первый случай в моей практике! Но зато мне удалось отстоять пункт договора, согласно которому на сто тысяч марок они поставляют нам оборудования и мебели для «кинолектория», так что можешь зайти к заму по тылу и выбрать по каталогам.
В армии почему-то все делалось быстрее, чем в Министерстве культуры, – видимо, благодаря тому, что в армии приказы не обсуждаются. В общем, уже через две недели все бумаги были утверждены и окончательные договора подписаны. Я торжественно передал герру Шнитке драгоценную катушку с записью альбома, еще одну копию (на всякий случай) и пленку с фотографиями коллектива. Василий Иванович и немцы снова отметили это дело водочкой, но на этот раз налили и мне; все были довольны и разговорчивы. Генерал после второго тоста заявил, что я большой знаток анекдотов, и попросил что-нибудь рассказать. Отказываться было неудобно, и я рассказал об одном эпизоде, произошедшем во времена правления Александра III.
Некий солдат Орешкин напился в царевом кабаке. Начал буянить. Его пытались образумить, указывая на портрет государя императора, висевший в кабаке. На это солдат ответил: «А плевал я на вашего государя императора!» Солдата арестовали и завели дело об оскорблении государя. Познакомившись c делом, Александр понял, что история гроша ломаного не стоит, и начертал на папке: «Дело прекратить, Орешкина освободить, впредь моих портретов в кабаках не вешать, а Орешкину передать, что я на него тоже плевал».
Герры смысла исторической прибаутки не поняли, но тоже слегка посмеялись за компанию с военными. Когда все отвлеклись и рядом никого не было, переводчик Карл шепнул мне:
– Наше предложение об эмиграции остается в силе, а деньги уже переведены на ваш счет, вот его номер. – Он незаметно передал мне клочок бумаги с номером счета и банковской ячейки, а также запечатанный конвертик из банка с паролем.
Через два дня после подписания договора мне позвонил известный корреспондент телевидения Александр Галкин.
– Артур Керимович, это правда, что ваш ВИА «Москва» единственная советская группа, чей диск вскоре будет выпущен на Западе? – спросил он после приветствия.
– Не знаю точно, наверное. – ответил я.
– А сколько лет существует группа? Почему ее никто в СССР не знает?
– Группа существует месяц. _ ???
– Дело в том, что все песни для группы я сочинил давно, и только недавно получилось их записать с помощью ребят из Московской консерватории. Запись случайно услышали представители фирмы «Полидор» и заинтересовались.
– Случайно? Ни за что не поверю!.. А правда, что вы пишете песни для Пугачевой и Кобзона?
– Да, и еще для Стаса Намина, Хиля, Муслима Магомаева, Льва Лещенко, – похвастался я.
После небольшой паузы корреспондент сказал:
– Я хочу сделать репортаж о вас лично и вашей группе. Я думаю, что смогу им заинтересовать руководство ЦТ. Ведь ваш случай беспрецедентный!
– Хорошо, но надо согласовать съемки с генералом Шевцовым.
– Без проблем, ему позвонят из редакции ЦТ.
Это было очень хорошо – настала пора мне зарабатывать очки, а центральное телевидение мало кому само предлагало снять про него передачу!
Шевцов, узнав о предстоящей съемке, попросил срочно закончить официальное оформление всех ребят на работу. Голос у него был довольный – не часто телевизионщики «засвечивали» его «царство» без указаний сверху.
На следующий день в ЦДСА приехала съемочная группа. Телевизионщики сняли интервью со мной, замаскированным усами, париком и темными очками. Сняли студию и даже ансамбль, исполняющий две песни на главной сцене ЦДСА в своих шикарных костюмах. Сняли они и зал будущей дискотеки, где вовсю шел ремонт. Генерал пытался под это дело разрекламировать свою организацию, но Галкина больше интересовал мой композиторский феномен и неизвестная пока группа. Его поразил факт, что композитор пишет песни почти для всех звезд в СССР, выпускает диск на Западе, а про него никто ничего не знает. Галкин загорелся идеей стать моим первооткрывателем. Он дотошно расспрашивал меня и солистов об ансамбле, репертуаре, биографиях. Складывалось впечатление, что он собирался снимать целый сериал. Я спросил его, сколько времени из снятого выйдет в эфир.
