Гвен Винн - Майн Рид
К тому же не все заняты этим великолепным развлечением. Роскошно накрытый в столовой стол, с превосходным выбором вин, привлекает немало гостей; Другие предпочитают прогуливаться по дорожкам, даже за пределами света ламп; некоторые не считают, что здесь темно: напротив, для них чем темней, тем лучше.
Присутствует по крайней мере половина элиты графства, и мисс Линтон, которая все еще хозяйка, в превосходном настроении осуществляет верховное правление. Поскольку это последнее развлечение в Ллангоррене, на котором она официально является старшей, можно было бы подумать, что она воспримет его по-другому. Но она остается жить в Ллангоррен Корте, привилегии ее нисколько не уменьшаются, и она может не опасаться будущего. Напротив, эту ночь она живет, как жила в молодости; ей кажется, что она вернулась в Челтхем, в дни своей славы и танцует с «первыми джентльменами Европы». Если ее звезда заходит, то заходит она во славе, как знаменитая песня умирающего лебедя.
Странно, что на таком празднике, со всеми связанными с ним обстоятельствами, старая дева, до этого бывшая хозяйкой поместья, счастливей, чем молодая, будущая хозяйка! Но так оно и есть. Несмотря на красоту и богатство – теперь оно не в будущем, а на самом деле принадлежит ей, – несмотря на окружающие ее веселье и великолепие, на дружеские приветствия и теплые поздравления со всех сторон, Гвен Винн совсем не весела. Напротив, она почти несчастна!
И по самой нелепой причине, хотя она так не считает; и не подозревает, что сама виновата. Они с капитаном Райкрофтом играют в игру, которая распространена в любовных историях и встречается часто, – это игра в обиду. И играют со всем мастерством и искренностью, какими обладают. Но мастерства у них немного, потому что ревность – плохое оружие. Хотя считается острым, оно часто тупое и слепое, как сама любовь; и не будь они оба под ее влиянием, тут же поняли бы всю нелепость своего поведения. Влюбленные друг в друга до безумия, они сегодня вечером ведут себя так, как будто стали злейшими врагами или – в лучшем случае – разошедшимися друзьями.
Начала эту игру Гвен; но невинно, и даже с похвальными намерениями; будь ему известны эти намерения, ничего бы не встало между ними. Но когда, побуждаемая сочувствием к Джорджу Шенстону, она несколько раз подряд за вечер танцевала с ним, а в перерывах продолжала с ним разговаривать – слишком фамильярно, как заключил капитан Райкрофт, – и все это с обручальным кольцом на пальце, которое он сам на него одел, – неудивительно, что жених начал ревновать; и соответственно начал вести себя так, чтобы и она возревновала. Стратегия, старая, как горы, как сама любовь.
И в своих попытках он, к несчастью, слишком преуспел: нашел готовое средство под рукой, человека, охотно пошедшего ему навстречу. А именно мисс Пауэлл, ту самую, что в прошлое воскресенье плавала в лодке Джека Уингейта, девушку, настолько привлекательную, что в тот вечер она могла соперничать с Гвен Винн.
Хотя гусарского офицера только что ей представили, его имя ей знакомо, известен и рассказ о его героизме. Его внешность говорит сама за себя и производит такое впечатление на леди, что она тут же вписывает его имя в свою карточку для танцев, причем не раз, а несколько раз подряд.
И вот чувство ревности и в нем, и в Гвен, вначале легкое, разгорается ярким пламенем – зеленоглазое чудовище все растет в продолжение вечера.
С обеих сторон оно достигает максимума, когда мисс Винн после вальса, опираясь на руку Джорджа Шенстона, выходит в сад и останавливает, разговаривая, в тенистом месте.
Капитан Райкрофт стоит недалеко, ему все видно, однако слов разговора он не может услышать. Если бы он был ближе, услышанное мгновенно прекратило боль в его сердце и нарочитое ухаживание за мисс Пауэлл – положило бы конец и ее ожиданиям, если таковые у нее возникли.
Покончил этот разговор с надеждами Джорджа Шенстона; они долго пребывали в неопределенном состоянии, но этим вечером неожиданно оживились. Обманутый тем, что Гвен вначале согласилась так часто с ним танцевать, потом тем, как она использовала его для контраста, он снова начинает мечтать и не подозревает, что является только орудием в чужих руках. Напротив, набравшись от этого обмана храбрости, подбодренный, как никогда раньше, он делает то, на что никогда не решался, – предлагает Гвен Винн выйти за него замуж. Делает без предисловий, сразу, как берет препятствие на охоте.
– Гвен! Вы знаете, как я вас люблю, я готов отдать за вас жизнь! Станете ли вы… – Только сейчас он колеблется, как лошадь перед прыжком.
– Кем стану? – спрашивает она. Она думает о чем-то другом и потому спрашивает машинально, а не помогая ему.
– Моей женой?
Она вздрагивает, услышав его слова; она тронута его мужеством и искренностью, но понимает, что должна причинить ему боль.
А как это сделать, чтобы ему было легче? Может, самый прямой ответ – самый лучший. Думая так, она отвечает:
– Джордж, это невозможно. Смотрите!
Она протягивает руку, сверкающую драгоценностями.
– На что смотреть? – спрашивает он, не понимая.
– На это кольцо. – Она указывает на несколько бриллиантов на безымянном пальце, добавляя при этом: – Я обручена.
– О Боже! – восклицает он почти со стоном. –Это правда?
– Да.
На какое-то время наступает молчание; ее ответ не рассердил его, а глубоко опечалил.
С отчаянным усилием он берет себя в руки и наконец отвечает:
– Дорогая Гвен! Если я по-прежнему могу называть вас так… вы всегда будете для меня такой… я буду теперь вечно жить во тьме, в ожидании смерти – да, стремясь к ней!
Отчаяние имеет свою поэзию, как и любовь; оно часто превосходит любовь в красноречии; и Джордж Шенстон удивил
