Дмитрий Леонтьев - Обитель
— Да уж постараюсь,— заверил я.
— Тогда никого ни о чем не расспрашивайте.
— Почему же? Здесь все много и охотно говорят. Особенно большевики. Это и называется «пропаганда». Но если уж даже крестьяне и те не все им верят, то вы-то... В чем дело? Ведь вы понимаете, что их обещания — невыполнимы.
— Латвия — очень маленькая страна,— повторил он.— Зеленые долины... Много зеленых долин в очень
маленькой стране. Мы очень древняя страна. И нас все время кто-то завоевывал. Сотни и сотни лет мы были вассалами немецких рыцарей... Мы не ораторы. Нас веками отучали говорить. Мы умеем петь. Вся Латвия — это зеленые равнины, реки и много-много печальной музыки. Все, что у нас есть, это маленькая страна, музыка и надежда... Мы очень любим все это.
— У вас же нет гарантий, что вас не обманут...
— Мы поклялись выполнять приказы,— сказал он.— Они обещали свободу. Мы будем держать слово.
— Матис, а вы сами верите в Бога? Ответом было молчание.
— Хорошо. Тогда вот что... Я не зря напомнил вам о том, что вы прибыли сюда именно за мной. И приказ этот исходил не от Звездина, а от тех, кто сидит куда выше, чем он. Завтра, скорее всего, у нас с ним состоится очень неприятный разговор. Продолжать так бесчинствовать здесь я ему просто не дам. Само мое участие во всем этом безумии может очень осложнить еще даже не начавшиеся переговоры. Приказ приказом, идеология — идеологией, но я не думаю, что ваше начальство будет радо узнать, что именно он мне здесь демонстрировал. Классовая борьба — это понятно, но, полагаю, руководству Советов все же хотелось бы сохранить хотя бы видимое приличие в глазах мировой общественности. Так что в ваших же интересах помочь мне завтра убедить господина Звездина отпустить арестованных и заняться выполнением своего прямого приказа: сопровождением меня в Петроград. Мне в любом случае придется написать подробный отчет о происходившем. И не я, а именно ваш комиссар дискредитирует власть Советов в глазах международного сообщества. И я все это постараюсь доходчиво истолковать господи
ну Звездину. И я хочу, чтоб вы помнили о том, кто я, и о данном вам приказе по моей охране. Вот такой суровый выбор.
— Нет выбора,— пожал он плечами.— Я всегда выполняю приказы. Комиссар тоже. Я это знаю, и он это знает. Вы выполняете свой приказ. Наши цели не противоречат друг другу и должны быть достигнуты. Он это тоже знает.
— Вот и хорошо,— сказал я.— А теперь можете отдыхать. Я буду работать и выходить из комнаты не собираюсь. Насмотрелся уже... А вот вам надо набраться сил перед обратной дорогой.
Он остался неподвижен, словно вовсе не услышав меня.
— Ну, воля ваша,— пожал я плечами и, устроившись за столом, раскрыл рукопись...
«... У меня осталось совсем немного времени, потому я не смогу описать подробно то, что произошло, но это все равно не важно, потому что я все равно вряд ли смогу объяснить так, чтоб вы поняли... Да и еще много веков не смогут осознать все величие и всю полноту этих событий... Я уже понял все, но безумная надежда все же теплилась в моем сердце, и я ждал. Я ждал, пока Он был у Каифы, ждал, пока Он был у Ирода, ждал, пока Он был у Пилата... Мои мечты не сбылись... И тогда я пришел к Каифе. Осунувшийся после бессонной ночи первосвященник едва взглянул на меня. «Доволен?» — спросил я. «Чем? Поимкой еще одного «лжемессии»? Не раздражай меня, Иуда. Ты все понимаешь. Мы стояли на краю гибели. Будет лучше, если погибнет один человек, а не весь народ. Он — не Мессия, это уже ясно. Ты должен выступить свидетелем против
Него. Ирод и Пилат совсем рехнулись — они хотят Его отпустить. Они даже помирились из-за Него, хотя доселе враждовали... Мир сходит с ума... Я отдаю Риму бунтаря, а Пилат злиться, заставляя меня отпустить Его, да еще и повторяет Его слова, что на мне в Его смерти будет лежать вина больше, чем на нем, прокураторе! Они свихнулись и на этом своем римском праве и на своей философии. Не хотят?! Тогда мы возьмем на себя Его кровь! И дети наши, и внуки! Чтобы жил народ иудейский!.. Ты должен выступить свидетелем, Иуда, иначе суд будет беззаконен. Нам и так приходится нарушать все, что можно нарушить, включая повторный суд, который обязан быть для подвергающихся смертной казни. Из-за Пасхи и субботы мы все рвано не успели бы, но это — формальность. Его вина очевидна. Просто я не ожидал, что все пойдет так... глупо... » «Я не буду у тебя свидетелем,— сказал я.— Ты творишь вопиющее беззаконие, ревнитель закона! Ты обезумел! Ты не имеешь на такое ни власти, ни права... Я беззаконно передал Его тебе, а ты беззаконно передаешь Его на смерть!» «Ты читал Писание? — задумчиво сказал первосвященник.— Господь спросил согрешившую Еву: «Что ты сделала?» А та ответила, что это не она, это ее змей искусил». А Адам пожаловался, что и он не виноват, что «ему жена предложила», а потом еще и добавил: «...та жена, которую Ты мне дал». И были изгнаны... Намек понял? Пошел вон отсюда!» «Я знаю, что сделал, и ни на кого свою вину не перекладываю,— ответил я.— Мы с тобой оба поступаем беззаконно. Но Он ни в чем не виноват! Он как раз не хотел восстания! Я передал тебе невинного! Я расторгаю нашу сделку! Вот твои деньги!» И я швырнул ему под ноги мешок с монетами. Каифа посмотрел на меня с высокомерным презрением: «Я пе
редал тебе невиновного!» — заорал я. «А мне что до этого? — спросил он.— Это твой выбор». «Отпусти Его!» — «Я перечислял тебе, в чем вижу вину Его... Если б Он был Мессия.. ну, тогда можно было бы закрыть глаза вообще на все... Но... Ты наивен, Иуда. Ты так ждал Мессию, что готов был увидеть его в любом. А я встречал за свою жизнь столько «мессий», что... Встречать их — моя работа». «Ты не ведаешь, что творишь,— сказал я.— Ты даже не представляешь — КТО Он». «Представляю,— сказал Каифа.— Даже Ирод просил показать ему чудеса, но, как видишь... Все, разговор закончен. Либо ты свидетельствуешь против Него, и тогда я прощу твое неуважение, как результат горячности и мальчишества, либо убирайся, и я найду двух других свидетелей». «Лжесвидетелей! — уточнил я.— Ты и здесь нарушаешь закон ради своей цели... Пойми, Каифа: Он — больше, чем Мессия». «Еще одно слово, и ты пойдешь за Ним на смерть, за святотатство!» — предупредил он. «Ты меня недооцениваешь, первосвященник,— недобро улыбнулся я.— Ты слишком постарел, и зубы твои стерлись... Ты думаешь, я буду сидеть сложа руки?!» «И опять: «я», «я», «я»,— передразнил меня Каифа.— Ты утомил меня своим упрямством и глупостью. Если б ты знал, сколько у меня уже было подобных разговоров... Может, я и стар, но зато у меня огромный опыт и я вижу тебя насквозь. Ты сейчас попытаешься собрать своих людей и кричать на площади, перед дворцом Пилата, чтобы Его отпустили в честь праздника? Ты лучше меня знаешь все законы, глупец? Неужели я не предвидел этого? Твои люди сидят под стражей, Иуда. Кстати, именно двое из них и будут новыми свидетелями. А вот люди Вараввы получат шанс спасти своего начальника. И очень для этого постараются. Он-то настоящий патриот своего народа, и еще смо
