Александр Дюма - Все приключения мушкетеров
Она нашла Бонасиё одного: бедняжка с большим трудом приводил в порядок все в доме, где он нашел мебель почти изломанную и шкафы почти пустые, так как правосудие не из числа тех трех вещей, которые, по словам Соломона, не оставляют после себя следов. Служанка его убежала тотчас по арестовании своего хозяина. На бедную девушку напал такой страх, что она ушла пешком из Парижа в Бургон, свою родину.
Как только достойный торговец возвратился домой, то уведомил жену о счастливом своем возвращении; она поздравила его и отвечала, что первую свободную от занятий минуту она посвятит свиданию с ним.
Пять дней он дожидался этой свободной минуты; в других обстоятельствах это показалось бы Бонасиё очень долго; но свидание с кардиналом и дружба Рошфора дали ему множество предметов для размышлений, и известно, что ничто не сокращает так времени как размышления.
Тем более, что размышления Бонасиё представляли ему все в розовом свете. Рошфор называл его другом, любезным Бонасиё, и беспрестанно твердил ему, что кардинал его очень уважает. Торговец видел себя уже на пути почестей и счастья.
Жена Бонасиё также рассуждала; но, надо сказать, вовсе не о честолюбии; невольно мысли ее беспрестанно обращались к прекрасному молодому человеку, очень молодцеватому и, казалось, очень влюбленному. Вышедши 18-ти лет замуж за Бонасиё, она жила постоянно в кругу друзей своего мужа, мало способных возбуждать какое-нибудь чувство в женщине, которой сердце было более возвышенно чем обыкновенно бывает в этом звании, и потому она оставалась нечувствительною к пошлым любезностям. Но особенно в это время звание дворянина имело большое влияние на сословие мещан, а д’Артаньян был дворянин; кроме того он носил гвардейский мундир, который, после мушкетерского, больше всех нравился дамам. Он был, как мы сказали, красив, молод, смел, он говорил о любви, как человек, который любит и жаждет любви; а этого слишком достаточно, чтобы вскружить голову женщине 23-х лет, какою была в это время Бонасиё.
Хотя супруги не виделись восемь дней и в эту неделю с каждым из них случились важные происшествия, но они встретились с каким-то предубеждением; впрочем Бонасиё обнаружил истинную радость и встретил жену с открытыми объятиями.
Она подставила ему лоб.
– Поговорим немножко, сказала она.
– Как? спросил удивленный Бонасиё.
– Да, мне нужно поговорить с вами о весьма важном деле.
– Да и мне нужно сделать вам несколько довольно серьезных вопросов. Объясните мне пожалуйста сколько-нибудь историю вашего похищения.
– Теперь совсем не о том речь, сказала Бонасиё.
– А о чем же? о моем заключении?
– Я узнала о нем в тот же день; но как вы не были виноваты ни в чем, даже ни в какой интриге, и как ни вы, ни кто другой не знали, за что вы были арестованы, то я не придавала этому происшествию больше важности чем оно заслуживало.
– Вы об этом очень легко говорите, возразил Бонасиё, оскорбленный недостатком участия к себе жены; знаете ли, что я на сутки был заключен в Бастилию?
– Сутки прошли скоро, и потому не будем говорить о вашем заключении, а обратимся к тому, что привело меня сюда.
– Как? что привело вас ко мне! Разве это не желание увидеться с мужем, с которым вы были разлучены восемь дней? спросил торговец, задетый за живое.
– Во-первых, оно, а потом другое дело.
– Говорите!
– Дело величайшей важности, от которого, может быть, зависит наше будущее счастье.
– Наше счастье очень переменилось с тех пор, как я вас видел, и я не удивляюсь, если через несколько месяцев многие будут нам завидовать.
– Да, особенно если вы последуете наставлениям, которые я вам дам.
– Мне?
– Да, вам. Нужно сделать доброе и святое дело и в то же время выиграть много денег.
Бонасиё знала, что, говоря мужу о деньгах, она задевала его слабую струну.
Но человек, хотя бы это был торговец, поговорив десять минут с кардиналом Ришельё, делался совсем другим человеком.
– Выиграть много денег? сказал Бонасиё с легкой улыбкой.
– Да, много.
– А сколько, около?
– Может быть, тысячу пистолей.
– По этому дело, о котором вы хотите со мной говорить, очень важно?
– Да.
– Что же нужно сделать?
– Вы поедете тотчас; я дам вам бумагу, которую вы ни под каким предлогом не выпустите из рук и отдадите по адресу в собственные руки.
– А куда я поеду?
– В Лондон.
– Я, в Лондон! Да вы шутите; мне нечего делать в Лондоне.
– Но другим нужно чтобы вы туда ехали.
– Кто эти другие? Я предупреждаю вас, что я ничего больше не буду делать наобум и что я хочу знать, не только чем, но и для кого я рискую.
– Знатная особа посылает вас и знатная особа вас ожидает; вознаграждение превзойдет ваши желания; вот все что я могу вам обещать.
– Опять интрига! все интриги! Благодарю, теперь я им не верю, и кардинал вразумил меня насчет их.
– Кардинал! вскричала Бонасиё. – Вы видели кардинала?
– Он позвал меня, отвечал гордо торговец.
– И вы были так неблагоразумны, что пошли по его приглашению.
– Я должен сказать вам, что не от меня зависело пойти или не пойти, потому что меня вели два солдата. Правду сказать, что как я тогда не знал кардинала, то был бы очень рад, если бы мог отделаться от этого визита.
– Что же, он бранил вас, делал вам угрозы?
– Он протянул мне руку и назвал меня своим другом, – своим другом, слышите ли, сударыня? Я друг великого кардинала!
– Великого кардинала!
– Не откажете ли вы ему в этом прозвании?
– Я не отказываю ему ни в чем, но скажу вам, что благосклонность министра непрочна, и что нужно быть безумным, чтобы привязаться к министру. Есть власти выше его, которые не зависят от каприза человека или от исхода какого-нибудь происшествия; к этим-то властям нужно привязываться.
– Очень жаль, что я не знаю другой власти кроме власти великого человека, которому я имею честь служить.
– Вы служите кардиналу?
– Да, сударыня, и как слуга его, я не позволю, чтобы вы увлекли меня в заговор против безопасности государства, и чтобы вы служили интригам женщины, у которой не французское, а испанское сердце. К счастью, бдительный взор великого кардинала наблюдает за всем и проникает в глубину сердец.
Бонасиё повторил слово в слово фразу, сказанную графом Рошфором; но бедная женщина, рассчитывавшая на своего мужа и в этой надежде отвечавшая за него королеве, пришла от этих слов в ужас как при виде опасности, в которую она попала, так и бессилия своего. Впрочем, зная слабость и особенно жадность своего мужа, она не отчаивалась добиться того что ей было нужно.
– А! вы кардиналист! вскричала она; вы служите партии тех, кто обижает вашу жену и оскорбляет вашу королеву.
