Альберто Васкес-Фигероа - Харагуа
— Полагаю, вы не для того проделали столь долгий путь, чтобы лгать, а я здесь не для того, чтобы выслушивать ложь.
— Ну что ж, — кивнула она. — Воля ваша. Но должна предупредить: правда порой пугает.
— Единственное, что меня всегда пугало — это ложь.
Гертрудис Авенданьо вновь ненадолго замолчала, после чего повернулась к неподвижному и ошарашенному Писарро.
— Вы не могли бы оставить нас наедине? — попросила она. — То, что я хочу сказать, должен слышать лишь он один.
Писарро красноречиво хмыкнул, давая понять, насколько он в восторге от этого предложения, и, в последний раз покосившись в сторону друга, словно испрашивая у него разрешения остаться, развернулся и пошел прочь, бормоча себе под нос ругательства.
Когда женщина, больше похожая на ходячий скелет, который можно было бы поместить в гроб, и там еще осталось бы достаточно места, убедилась, что их никто не услышит, она твердым голосом произнесла:
— Ваши руки настолько похожи на книгу с такими четкими строчками, что удивили даже меня, видевшую так много самых разных рук.
— Все это прекрасно, — перебил ее Охеда. — Но что же вы хотите мне сказать?
— Что скоро появится человек, вместе с которым вы пережили немало приключений, и втянет вас в какое-то весьма рискованное дело.
— Хуан де ла Коса! — радостно воскликнул Охеда. — Мой старый друг, сейчас он в Севилье, пытается убедить епископа Фонсеку...
— Не нужно подробностей! — сухо прервала его Гертрудис Аведаньо. — Знать слишком много вредно. Меня не интересуют ни ваше имя, ни имена ваших друзей. Я знаю лишь то, что появится человек, который уговорит вас отправиться на край света, но сам он туда не поедет.
— Почему?
— Не знаю, — спокойно ответила та. — Я читаю по вашим рукам, а не по его.
— А я туда поеду?
— Да, поедете, вот только это место станет для вас настоящим адом.
— И что это за ад?
— У каждого свой собственный ад, в зависимости от того, чего именно он боится. Мой ад — это страх потерять дар и видеть не более того, что видят глаза. Я не знаю, какой ад у вас.
— Неудача.
— В таком случае, неудача словно тень будет преследовать вас повсюду, куда бы вы ни отправились. Вы посадите и взрастите дерево, которое даст чудесные плоды, но когда настанет время собирать урожай, кто-то другой отберет его у вас.
— Не слишком приятные предсказания, — посетовал Охеда.
— Правда почти всегда безотрадна, — кивнула Гертрудис Авенданьо. — При дворе мне приходилось многое скрывать, потому что те люди не хотели знать свою настоящую судьбу; они лишь хотели, чтобы им подтвердили то, что они хотят слышать, — она зловеще улыбнулась, отчего ее лицо стало еще более отталкивающим. — Но здесь все иначе, — добавила она. — Здесь я встречу людей, которые не боятся правды, — с этими словами она крепко сжала его руку. — И вы — первый из них.
— Весьма сомнительная честь, если вы рисуете ее в таких черных красках! — недовольно пробормотал Охеда. — А что вы можете сказать о моей смерти?
— Я никогда не говорю о смерти. Все руки разные, но смерть одинаково неотвратимо настигает и королеву, и шлюху. Смерть — слишком интимная вещь, и здесь даже я не имею права вмешиваться, — голос ее зазвучал мягче, как будто она отчего-то решила сжалиться над ним. — Но могу сказать, что ваша слава переживет века, и найдется немало людей, которые будут уверять, что не было на свете человека, столь достойного любви и восхищения, что вы достигнете почти величайших высот славы.
— Почти — это хуже, чем скитаться без направления.
— Вы ошибаетесь. Все зависит от того, готовы ли вы ступить на этот путь. Доберетесь ли вы до цели или нет, во многом зависит от удачи, но, к сожалению, неудачи будут преследовать вас всю жизнь.
— Это уж точно, — согласился Охеда. — Фортуна позволила мне выйти победителем из стольких дуэлей, и на этом ее милости закончились.
— Вы Охеда, не так ли? — спросила гадалка. — Капитан Алонсо де Охеда, по прозвищу Рыцарь Святой Девы?
— Думаю, вы знали это с самого начала.
— Я не могла этого знать, поскольку была уверена, что вы на Твердой Земле, — женщина тряхнула неопрятными космами. — Но я видела вас во сне. И вот я поспешила сюда, и первый человек, которого я увидела, оказался Алонсо де Охедой. Меня ждут великие дела! — продолжала она, повернув ладони кверху, словно на них было написано все, что ждет ее впереди. — Взгляните на эти руки! — воскликнула она с восторгом. — На них написано, что я доживу до ста лет и встречусь со всеми, кто вершит историю.
— Значит, я тоже среди тех, кто вершит историю?
Гертрудис Аведаньо бросила презрительный взгляд на задавшего этот вопрос Франсиско Писарро, который приближался с тряпкой в руке, и хотя на мгновение, что она обругает его и пошлет к черту, гадалка лишь снисходительно пожала плечами.
— Почему бы и нет? — неохотно ответила она. — Никто не может этого знать!
— Но вы ведь можете прочитать по моим рукам?
— По этим рукам?
— Других у меня нет, — заметил Писарро. — Но я могу их помыть, — он ненадолго замолчал, и его глаза сказали больше, чем любые слова. — Прошу вас!
Женщина тяжко вздохнула, словно он попросил ее о чем-то кощунственном. С минуту она колебалась, но под конец все же решилась и жестом велела ему подойти.
— Ну хорошо! — согласилась она. — Посмотрим, что у нас тут...
Писарро поспешно окунул руки в таз с водой, тщательно вытер их тряпкой и протянул вперед, словно ребенок, выпрашивающий подарки.
— Думаю, будет лучше, если я подожду снаружи, — сказал Алонсо де Охеда, вставая из-за стола.
Но Гертрудис Авенданьо удержала его за плечо, давая понять, что нет необходимости утруждаться.
Через несколько секунд она изменила свое мнение, уставившись на ладони Франсиско Писарро, словно увидела привидение. Она наклонилась над ними, будто пытаясь убедиться, что линии естественные, а не нарисованные, и наконец подняла ошеломленный взгляд и впилась им в Писарро.
Она поежилась, и казалось, будто даже ее бесцветные волосы встали дыбом, а когда снова сосредоточилась на ладонях, то заерзала на стуле и побледнела, словно вот-вот грохнется в обморок.
— Оставьте нас, пожалуйста! — прошептала она таким тоном, что Охеда пришел в замешательство, тем не менее, он послушно поднялся из-за стола и отошел к окну, откуда стал наблюдать за снующими по площади прохожими.
Установилась тишина, в которой можно было услышать пролетевшую муху, гадалка глубоко вздохнула и еле слышно произнесла:
— Это руки короля. В них окажется величайшее богатство, о каком только может мечтать человек; эти руки завоюют империю и одержат величайшую из побед.
