Владимир Бутенко - Державы верные сыны
По согласованию с Екатериной отправились Орловы не на родину, готовящуюся к сражениям, а в Венецианскую республику, к греческому купцу, маркизу Маруцци, резиденту России. В письмах Алексей Григорьевич убеждал государыню в реальной возможности всеобщего восстания славян, закабаленных Портой, и смело предлагал: «Выступайте с одного конца, а я бы с другого начал». Брат Григорий, хотя и утратил фавор Екатерины, еще пользовался ее доверием и также настаивал на посылке в Средиземное море русского флота. И доводы братьев Орловых императрица приняла как должное!
С ее согласия русские эмиссары отправились в страны, подневольные турецкому султану, – в Албанию, Валахию, Грецию, Черногорию. Первые сношения Алексея Григорьевича с греческими и албанскими патриотами подтвердили его предположение, что их народы готовы выступить против захватчиков. Но Екатерина долго обдумывала заманчивое предложение, прежде чем отправить «Алехану»-Орлову рескрипт: «Мы сами уже, по предложению брата вашего генерал-фельдцейхмейстера, промышляли о учинении неприятелю чувствительной диверсии со стороны Греции, как на твердой земле, так и на островах Архипелага, а теперь, получа от вас ближайшие известия о действительной тамошних народов склонности к восстанию против Порты, и паче еще утверждаемся в сем мнении; а потому, будучи совершенно надежны в вашей к нам верности, в способности вашей и в горячем искании быть отечеству полезным сыном и гражданином, охотно соизволяем мы по собственному вашему желанию поручить и вверить вам приготовление, распоряжение и руководство сего подвига».
Великая морская экспедиция в Архипелаг фактически началась с прибытием в Средиземное море в 1770 году эскадр Спиридова и Эльфинстона. Именно эти флотоводцы первыми атаковали турецкие крепости и фрегаты, именно они да отважный Грейг, с кем главнокомандующий Орлов находился на одном корабле «Три иерарха», приняли Чесменское сражение. А следующей ночью в тесной бухте, куда укрылись турецкие корабли, офицеры добровольцы на брандерах, сознательно погибая во славу Российской Державы, подожгли вражескую армаду. Одним ударом была выиграна война на море!
Столицу Турции охватил страх, когда русская эскадра продвинулась еще дальше на восток и блокировала Дарданеллы. Но, спустя несколько дней, никого не оповестив, точно жалея противника, командующий этой группой кораблей англичанин Эльфинстон отвел ее к острову Лемносу, давая таким образом возможность торговым судам пройти к Стамбулу. Орлов, разгневавшись, с позором отправил его в отставку!
Славная, Богом дарованная победа при Чесме высоко вознесла Алексея Григорьевича. Сам он оставался в Архипелаге и, разумеется, не мог воочию видеть, как праздновали в Петербурге. А торжества охватили всю столицу! От Зимнего дворца до Петропавловской крепости были выстроены в парадной форме войска. Когда же в соборе запел хор «Вечную память», самодержица бросила плененный турецкий флаг к гробнице Петра Великого, основателя отечественного флота, и низко поклонилась под барабанный бой. Эхом отозвались пушки и благовестный колокольный звон в церквях!
Не поскупилась Екатерина и на награды! В память о Чесменской битве распорядилась она отчеканить серебряные медали для всех ее участников, русских матросов и офицеров. А для Алексея Орлова, которому даровала вторую часть фамилии – Чесменский, что считалось наивысшим почетом для дворянина, повелела царица изготовить золотую медаль, с изображением героя в фас, в шлеме, украшенном перьями, с надписью вокруг портрета: «ГР.А. ГР. ОРЛОВ, ПОБЕДИТЕЛЬ И ИСТРЕБИТЕЛЬ ТУРЕЦКОГО ФЛОТА». Пожаловала она его и шпагой с драгоценными камнями, и орденом Святого Георгия, и правом оставить при себе кейзер-флаг с разрешением вписать его в именной герб.
Но победа на море не решила всех проблем пребывания русских сил в Архипелаге. Отвечал Алексей Григорьевич не только за проведение военных операций. Поддержка населения полуострова Морея и мелких островов требовала не только освобождения единоверцев от турок, но и всевозможной помощи. Возникла нехватка пшеницы и ячменя, ввиду ограниченного ввоза их с материка, что вызвало недовольство островитян. Греки, чьи родственники-купцы торговали в Стамбуле, боялись расправы над ними за то, что поддерживают русских. Майноты, греки-горцы, обезумев от ненависти к туркам, безжалостно расправлялись не только с воинами, но и с женщинами и детьми. Защищать их пришлось русскому капитану Баркову. Не одобряли повстанцы и гуманное отношение главнокомандующего Орлова к поверженному противнику, когда тысячи османских ратников в обмен на пленных или без всякой компенсации отпускались на свободу.
Невзирая ни на что, Екатерина твердо поддерживала мнение Алексея Григорьевича держать корабли в Средиземноморье до заключения мира с Портой. Разумеется, пребывание флотилии (следом за первопроходцами свои эскадры сюда привели из Балтики Арф и Чичагов) накладно обходилось царской казне. Но возможность наносить туркам сокрушительные удары, не позволяющие восстанавливать флот, что подтверждали морские победы при Парнасе и Дамиетте, оправдывали любые расходы. Сверх того, в прошлом октябре, как раз в момент приезда Алексея Григорьевича в Петербург, из Кронштадта вышла пятая эскадра Грейга, чтобы участвовать вместе с другими русскими силами в разорении Салоник и Смирны на сирийском побережье. До сих пор она была в пути, огибая Европу. А пребывающие здесь русские корабли «шарили берега», громили гарнизоны турок, пиратствовали, препятствовали торговле европейцев с противником. И в этот шестой год войны экспедиция в Архипелаг не только не утратила изначального смысла отвлечения значительных сил противника, но и являлась важнейшим аргументом для султана Абдул-Гамида в пользу скорейшего заключения мира с Россией.
Относительное затишье на морском театре боевых действий позволило Алексею Григорьевичу обосноваться на побережье, на твердой итальянской почве – в Ливорно и Пизе, где им были сняты роскошные дворцы. Через адъютантов и связных он неукоснительно контролировал ход кампании, следил за передвижением эскадр. Увенчанный лаврами, оставался он трогательно внимательным к офицерам и матросам, называя их героями. Но, обладая крутым нравом, не прощал тех, кто грубо нарушал дисциплину или проявлял трусость. Все отмечали интуицию Орлова в подборе людей. Немало друзей у него было среди иностранцев, но самое сокровенное он доверял только своим соотечественникам. Имя его на флоте обрело священный ореол непобедимости!
