Алла Бегунова - Камеи для императрицы
Каким образом лошади узнают, что путь их теперь лежит к дому, неизвестно. Возможно, Алмаз догадался об этом, увидев Энвера, с просветленным лицом усаживающегося в повозку, и кирасир, которые с веселым оживлением взялись за поводья коней. Только Анастасия поднялась в седло и, обернувшись к солдатам, произнесла: «Ну, с Богом!», как жеребец показал свой дикий арабский нрав.
Не ожидая команды хозяйки, он с места бросился в карьер. Напрасно Анастасия при этом натягивала повод и кричала ему: «Оп-па!»
Алмаз четко держал направление на северо-восток, то есть к Гёзлёве, и мчал по степи, как сумасшедиий. Двое кирасир во главе с Чернозубом, гикнув, пришпорили лошадей и поскакали за ним. Трое солдат остались с повозкой, поспешно разворачивавшейся на дороге.
Упираясь широкой частью ступней в стремена и чуть откинув корпус назад, Анастасия легко удерживалась в глубоком кавалерийском седле. Повод она сохраняла натянутым и тем самым постоянно напоминала Алмазу о своем присутствии. «Хочешь — скачи! — словно бы предлагала она непокорному жеребцу. — Но дома поговорим…»
Сержант Чернозуб почти догнал ее. Она помахала кирасиру рукой. Он увидел, что госпожа Аржанова вполне справляется с лошадью и уверена в себе. Да и как поможешь всаднику, чей конь несет, не разбирая дороги. Алмаз же, почуяв погоню, еще поддал жару и ушел вперед. В общем, ничего плохого в этом не было. «Араб» доказал ей, что может быть совершенно неутомимым, а чужая лошадь, желавшая с ним сравняться, действует на него, точно красная тряпка на быка.
Безо всякой подсказки с ее стороны Алмаз добрался до западных ворот Гёзлёве и далее — до постоялого двора «Сулу-хан». Правда, по улицам города он двигался уже шагом. Заведя жеребца в денник, Анастасия приготовилась отделать его как следует за эту самодеятельность в степи. Она намотала на левую руку повод, а в правой крепко сжала хлыст.
— Ну ты, дьявол! Будешь слушаться меня или нет? — грозно, низким голосом спросила она и нанесла ему первый удар.
Алмаз попытался встать на дыбы, однако укороченный повод не дал ему такой возможности. Более того, железные ветви трензельного удила при этом впились ему в углы рта. Тогда он прижался боком к стене и заржал. Дрожь прошла по его телу. Лиловые глаза почти выкатились из орбит и в ужасе смотрели на хозяйку. Он молил ее о пощаде.
Анастасия опустила хлыст. Лошадей надо наказывать за непослушание. Эти большие и сильные животные представляют опасность для жизни человека и потому всегда должны чувствовать его железную волю. Не слишком разумно вел себя жеребец из конюшни Адиль-бея. Может быть, страх наказания подействует на него лучше, чем жестокое избиение?
— Ладно, — буркнула она и размотала повод с левой руки. Затем расстегнула большую пряжку на подпруге и сняла седло.
Алмаз шумно вздохнул. Скрутив рульку из соломы, Анастасия принялась растирать ему спину. Жеребец повернул голову к ней и осторожно трогал своими бархатными губами ее косичку, оплетенную черной муаровой лентой. Она похлопала его по шее в знак примирения.
На следующий день Анастасия хотела продолжить изыскания в степи, но была вынуждена остаться в «Сулу-хане». Она давно не ездила верхом, и семь часов кряду, проведенные в седле, утомили ее. Немало сил отняла и эта безумная скачка на Алмазе. Теперь очень болела поясница, мышцы в паху и на внутренней стороне бедер. К тому же Анастасии казалось, что белая крымская пыль до сих пор скрипит у нее на зубах, и она приказала Глафире собираться в турецкую баню.
Они отправились туда ближе к вечеру, потому что обе помнили выходку красавицы с жемчугом в волосах. Ближе к вечеру, думали они, народу в помывочном заведении будет меньше, а значит, и меньше шансов столкнуться с ней вновь. Зейнаб, занятая хлопотами по дому, не смогла присоединиться к ним. Но Энвер вызвался провожать русских женщин, одетых в восточные накидки «фериджи», до входных дверей бани.
Это он указал им на пароконный экипаж, принадлежащий Абдулла-бею, начальнику каймака Гёзлёве, одному из шести округов, на которые разделил территорию ханства его правитель Шахин-Гирей. Экипаж стоял возле бани, поджидая кого-то. Анастасия бросила взгляд на чернокожего слугу в красной турецкой феске, сидевшего на козлах рядом с кучером, отдала деньги привратнице и поспешила в коридор, который вел к предбаннику.
В этом коридоре она и столкнулась с голубоглазой красавицей, жаждавшей особых отношений с чужестранкой. Они обе мгновенно узнали друг друга, хотя были одеты. Крымчанка крепко взяла Анастасию за локоть и сказала по-татарски:
— Здравствуй.
— Здравствуй, — по-татарски же ответила ей Анастасия.
— Ты говоришь на нашем языке?
— Немного.
— Ты — красивая. У тебя сильные руки. Я хочу провести с тобой ночь. Это будет время наслаждений. Ты ни о чем не пожалеешь… Поехали!
Последнее слово, которое Анастасия поняла в ее страстном монологе, было «чапийи» — руки. Далее она могла только догадываться о намерениях местной жительницы, которая быстро вывела ее обратно на улицу. К счастью, Энвер еще находился там. С низким поклоном он представил приезжей из России достопочтенную Рабие ханым, младшую сестру каймакама Абдулла-бея, а той — русскую путешественницу. Анастасия так и застыла на месте: не худо познакомиться с родственницей одного из высших чиновников государства, пробыв на полуострове всего неделю и не имея нужных рекомендаций.
Через переводчика Рабие задала Анастасии несколько вопросов. Ее интересовало, где остановилась русская, с кем она путешествует по Крыму, куда и когда уедет из Гёзлёве. Анастасия удовлетворила любопытство своей новой знакомой.
— Госпожа Рабие приглашает вас в гости, — перевел Энвер.
— Благодарю, — ответила Анастасия. — я обязательно воспользуюсь предложением.
— Когда?
— На следующей неделе.
— Госпожа Рабие хочет, чтобы вы приехали к ней сегодня. Она представит вас своему брату.
— К сожалению, это невозможно. Я плохо себя чувствую…
Они смотрели прямо в глаза друг другу. Что без одежды, что в одежде, Рабие была очень хороша собой. Темно-палевая накидка «фериджи», сшитая из тончайшего сукна, скрывала сейчас ее фигуру, но как бы оттеняла лицо: смугловатая кожа, правильные черты, голубые глаза с влажным блеском. Почему-то Анастасия сразу представила себе эту восточную женщину в европейском наряде. Соблазнительно бы выглядели ее не очень большая грудь, открытая в глубоком декольте, тонкая талия, стянутая корсажем, полные, обнаженные от кисти до локтя руки. Мужчины падали бы к ее ногам, подчиняясь первобытному зову плоти, исходящему от всего ее облика.
