Алексис Бувье - Кредиторы гильотины

И он еще раз перечел письмо. Его глаза были сухи, в висках стучала кровь, так как ярость душила его.

– Кто бы мог подумать, что так будет, – выговорил он, печально качая головой.

Затем вдруг бросился к шкафу, в котором у него лежало несколько старых книг, составлявших его библиотеку, взял том с «Манон Леско», перевернул несколько страниц и, увидев то, что искал, сказал:

– Да, это так. Письмо Манон к де Грие. Ха-ха-ха! Теперь я знаю, что первую часть написала Нисетта, а вторая – копия письма Манон. Это любимая книга Нисетты. О, Нисетта, Нисетта, – продолжал он. – Ты дорого заплатишь мне за это.

Он вдруг остановился и нахмурил лоб.

– Нет, это невозможно. Тем не менее, Нисетта способна на все. Но если она сделала это, то я отомщу и ей, и ему!

Вне себя от гнева Поль вышел из комнаты и поспешно спустился по лестнице.

Выйдя на улицу, он остановил первый попавшийся фиакр, бросив кучеру:

– На улицу Лаваль, номер 47. Скорее.

Глава 24. Ладеш превращается в сиделку

Полчаса спустя Поль выходил из фиакра перед дверью дома номер 47 на улице Лаваль.

– Мадам Левассер живет здесь? – спросил он привратницу.

– Здесь, мсье, на третьем этаже, но ее сейчас нет дома.

– Вы знаете, в котором часу она вернется?

– Нет, мсье. В это время ее никогда не бывает дома. Едва ли она вернется раньше полуночи. Она ушла вместе со своей подругой.

– Подругой? – поспешно спросил Поль.

– Оставьте мне вашу карточку, мсье, я передам.

– Это бесполезно. Я хотел получить от вас сведения относительно…

– Я уже дала вам все сведения, которые могу дать, – сухо перебила его привратница.

Поль понял и, войдя в привратницкую, запер за собой дверь, вынул из кармана десятифранковую монету и передал ее привратнице со словами:

– Сведения, которые я хочу от вас получить, не так уж и важны.

– Говорите, мсье, – сразу же ответила ему собеседница весьма любезным тоном.

– Вам известно имя той, кого вы называете подругой мадам Левассер?

– Ах, мсье, не помню. Это молодая дама лет восемнадцати-двадцати, очень хорошенькая блондинка с черными глазами, маленьким ртом и прелестными зубками. Одним словом, хорошенькая, и отлично одета. Ах, я вспомнила ее имя! Выходя, мадам Левассер называла ее Луизой.

– Луизой! Я так и знал!

Ударив кулаком по столу, он стремительно выбежал из комнаты.

– И что это значит? – проговорила привратница. – Наверное, сумасшедший. Или ревнивец.

В эту минуту Поль снова появился в дверях. Привратница испуганно отступила, но он спокойно сказал:

– Мадам, разрешите попросить вас об одном одолжении. То, что я узнал, очень огорчило меня. Я не могу сказать вам, по какой причине, но прошу вас не говорить мадам Левассер о моем посещении ни слова.

Говоря это, Поль сунул в руку привратницы еще одну монету, которая еще более усилила ее любезность.

– Слава Богу, я умею, когда нужно, держать язык за зубами. Вы можете без опасений приходить и спрашивать меня о чем угодно. Я к вашим услугам.

Поль снова вышел, стараясь скрыть волнение, в которое привело его откровение привратницы.

Он сел в фиакр и вжался в угол. И тут из его глаз против воли полились слезы, рыдания душили его, и кучер вынужден был несколько раз спросить его, куда ехать: Поль не понимал, что тому нужно. Наконец он кое-как пришел в себя и сказал, куда его везти.

Добравшись домой, он смог бы, наконец, дать волю своему горю. Ему необходимо было успокоиться и отдохнуть, чтобы решить, что делать.

Он приехал домой в сильном волнении и, поспешно взбежав по лестнице, хотел открыть дверь, как вдруг перед ним появилась чья-то тень. Он отпрянул, спрашивая себя, кто мог прийти в такой час, – ведь уже была полночь. Но звуки знакомого голоса успокоили его.

– Не пугайтесь, мсье, это я. Я принес вам новости, – сказал Ладеш.

Когда они вошли, Поль зажег огонь, и Ладеш невольно вскрикнул:

– Что с вами, мсье?

– А что?

– Но у вас такое взволнованное лицо… И глаза красные, как будто вы плакали. Неужели вы потеряли кого-то?

– Да, – мрачно ответил Поль, – да, я потерял близкого человека.

– Сочувствую, господин Панафье, и извините, что я пришел так поздно, но дело очень серьезно.

Поль его не слушал. Увидев это, Ладеш замолчал и пригляделся к нему повнимательнее.

– Господин Панафье, вы больны?

Говоря это, он взял того за руку.

– Да, у вас сильный жар. Не будем сегодня говорить о делах. Что у вас болит? Ответьте.

Поль не в состоянии был больше сдерживаться и, бросившись на диван, зарыдал.

– Да, мне больно. Я очень несчастен! Меня терзают ревность, гнев, стыд – все сразу. У меня очень болит душа!

– А-а, теперь я понимаю, – заявил Ладеш, подмигивая. – Ваша дамочка улетела. Я знаю эти любовные похождения – у кого их не было. В первые дни это очень тяжело. Слава Богу, у меня все это в прошлом, и теперь ни одной женщине не удается привести меня в такое состояние.

Поль плакал горькими слезами. Ладеш продолжал:

– Главное – не надо поддаваться своим чувствам. А теперь вам лучше лечь в постель. У вас ужасная лихорадка, Я буду вашей сиделкой всю ночь, а то вы, пожалуй, выкинете какую-нибудь глупость. Когда же вам станет лучше, тогда мы и поговорим о деле.

Силы оставили Панафье. Его лоб и руки горели, в то время как самого его трясло. Ладеш заметил это.

– Ну, не делайте глупостей, будьте благоразумны. Этак недолго и совсем расхвораться. Я вас уложу в постель. Не беспокойтесь ни о чем – я вас раздену.

Пока Ладеш его раздевал, несчастный повторял:

– Я убежден, ее любовник – убийца моей матери! Негодная! Она забыла нашего ребенка! Это ужасно! Он убивает бабушку и любит внучку!

Поль разрешал делать с собой все, что угодно, и Ладеш, думая: «Ну и ну, он, кажется, сходит с ума!», уложил его в постель и укрыл потеплее.

– Не бойтесь, я вас вылечу без докторов. Они прописали бы вам бездну микстур. Что же касается меня, я дам вам лекарство, которое вы примете с удовольствием.

Бормоча эти слова, Ладеш растопил камин, подогрел бутылку вина с сахаром и добавил:

– А в доказательство того, что мое лекарство не вредно, я выпью вместе с вами. Выпейте это, господин Панафье. За ваше здоровье!

И Ладеш выпил содержимое своего стакана. Поль также выпил все, что ему предлагала его странная сиделка. Это повторялось три раза, так как Ладеш говорил себе: «Я выпил половину его порции, поэтому лекарство не принесет ему пользы. Надо повторить прием».

Когда он принес больному его часть из третьей бутылки, Панафье уже крепко спал. Тогда Ладеш, видя, что на лбу у того выступила испарина, наставительным тоном проговорил:

– Он потеет, а раз потеет – значит, спасен.