Редьярд Киплинг - Наулака: История о Западе и Востоке
— Вам нездоровится? — спросил он её вежливо и серьёзно. — Тогда не утруждайте себя приготовлением шербета. Дайте мне Моти — я хочу поиграть с ним.
— Ах, Лальи! Лальи! — вскричала Кейт и неверной походкой направилась к постели принца. Она бросилась на кровать рядом с малышом, обняла его, словно защищая от кого-то, и залилась слезами.
— Вы сегодня во второй раз плачете, — сказал принц, с любопытством глядя на её плечи, вздрагивавшие от рыданий. — Я все расскажу сахибу Тарвину.
Эти слова поразили Кейт в самое сердце и наполнили его горьким и бесплодным сожалением. О, если бы хоть на секунду опереться на его твёрдую, сильную руку, предложившую ей спасение, — руку, которую она только что оттолкнула! Где он сейчас? — спрашивала она себя в раскаянии. Что случилось с человеком, которого она прогнала и который ежеминутно рискует жизнью в этой ужасной стране?
А в это мгновение Тарвин сидел в своём номере в гостинице и, чтобы следить за всяким, кто приближается к нему, открыл обе двери душному ветру пустыни; его револьвер лежал перед ним на столе, а Наулака в кармане. Он всей душой жаждал уехать отсюда и в то же время ненавидел свою победу, которая не имела никакого отношения к Кейт.
XVIII
После того, как Кейт надёжно спрятала отравленные фрукты, чтобы они больше не могли никому принести вреда, и. несмотря на собственные слезы, утешила махараджу Кунвара, огорчённого таинственной смертью Моти, — после этого Кейт весь вечер и всю длинную ночь размышляла о том, как ей быть. Назавтра, когда она встала утром, не отдохнувшая за ночь, с глазами, красными от вчерашних слез, она твёрдо знала одно: пока она жива, ей надо быть вместе с индийскими женщинами и трудиться для них, и единственное прибежище в её нынешнем тревожном состоянии — её работа, её дело, которое было рядом — стоило лишь руку протянуть. А тем временем человек, который любил её, оставался в Гокрал Ситаруне, подвергая свою жизнь смертельной опасности, — и все это лишь для того, чтобы оказаться рядом с нею, если понадобится его помощь. Но позвать его она не могла, потому что обратиться к нему за помощью означало для неё уступить ему, а это было выше её сил.
Кейт отправилась в больницу. Страх перед невидимым врагом, покушавшимся вчера на жизнь её и маленького махараджи, превратился в ужас, который мешал ей жить и думать.
Женщина пустыни, как всегда, поджидала её, сидя на ступенях больницы. Её лицо было закрыто покрывалом, а руки сложены на коленях. Позади неё стоял Дхунпат Раи, которому следовало сейчас находиться у постелей больных. Она сразу увидела, что в больничном дворе толпится народ — какие-то незнакомые люди и посетители, которые по новым правилам могли навещать своих родственников и друзей только раз в неделю. Но сегодняшний день не был днём посещений, и Кейт, измученная всем тем, что перехила со вчерашнего дня, почувствовала раздражение и желание научить их уму-разуму и сердито спросила у Дхунпат Раи, слезая с лошади:
— Что все это значит?
— Народ пришёл в волнение, а виной всему — фанатизм, — ответил он. — Но все это ерунда. Такое бывало и раньше. Только прошу вас, не ходите туда.
Она, не сказав ни слова, отстранила его и уже хотела войти, но увидела одного из своих тяжёлых пациентов, больного тифом; с полдюжины громко кричащих друзей выносили его из больницы и, увидев Кейт, с угрожающими жестами двинулись к ней. В то же мгновение женщина пустыни очутилась подле неё и подняла смуглую руку, в которой блеснуло широкое лезвие огромного ножа.
— Молчать, собаки! — закричала она на языке своей родины. — Только посмейте поднять руку на эту пери[26], которая столько сделала для вас!
— Она убивает наших людей, — вскричал один из крестьян.
— Может быть, и так, — сказала женщина, блеснув улыбкой, — но я знаю, кто будет лежать здесь мёртвым, если вы не пропустите её. Вы раджпуты или вы бхилы[27], живущие в горах, что ловят рыбу и роются в земле в поисках съедобных личинок? Что вы бегаете, точно обезумевшее стадо, из-за того, что явившийся неизвестно откуда жрец солгал вам и смутил ваши глиняные головы? Вы говорите, что она убивает ваших людей? А намного ли вы продлите жизнь этого человека своим колдовством и пением мантр?[28] — спросила она, указывая на немощное тело, распростёртое на носилках. — Вон отсюда! Вон! Разве эта больница — ваша грязная деревня, что вы позволяете себе гадить здесь? Разве вы заплатили хоть одно пенни за крышу над головой или за лекарства в вашем брюхе? Убирайтесь прочь, покуда я не плюнула в вас! — и она отмахнулась от них царственным жестом.
— Лучше все-таки не ходить туда, — прошептал Дхуппат Раи на ухо Кейт. — Там во дворе один местный святой мутит народ. А кроме того, мне и самому что-то не очень хочется идти туда.
— Но что же все это значит? — снова спросила Кейт.
Вопрос был вполне оправдан: больница находилась в руках волнующейся толпы. Народ тащил постели, кастрюли, лампы и бельё; бегая взад и вперёд по лестницам, люди негромко переговаривались друг с другом и спускали больных с верхних этажей на носилках, точно муравьи, выносящие яйца из разорённого муравейника — человек по шесть-восемь на каждого пациента. Кое-кто из них держал в руках букеты бессмертников. Спуская носилки по лестнице, одни то и дело останавливались и бормотали молитвы, другие с опаской рылись в аптеке, третьи доставали воду из колодца и поливали ею пол вокруг кроватей.
Посредине двора, совершенно голый, как тот сумасшедший, что хил здесь до приезда Кейт, сидел вымазанный пеплом, длинноволосый, с когтями, длинными, как у орла, полусумасшедший бродячий священник. Он размахивал над головой посохом с оленьим рогом на конце, острым, как копьё, и громко распевал какую-то однообразную мелодию, побуждающую всех действовать намного проворнее.
Когда Кейт, побелев от гнева и блестя глазами, подошла к нему, его песня превратилась в исполненный свирепой ненависти вопль.
Она быстро прошла к женщинам — к своим женщинам, которые, как ей казалось, успели полюбить её. Но они были окружены родственниками, и какой-то обнажённый до пояса громкоголосый житель одного из селений, что расположены в самом сердце пустыни, толкнул Кейт. Он не хотел обидеть или ударить её, но женщина пустыни полоснула его ножом по лицу, и он отскочил в сторону с громким рёвом.
— Я хочу поговорить с ними, — сказала Кейт, и её спутница заставила толпу притихнуть, высоко подняв руки над головой. И только бродячий жрец продолжал свою песню. Кейт, дрожа всем телом, подошла к нему решительным шагом с высоко поднятой головой и закричала на местном наречии:
