Андрей Буровский - Орден костяного человечка
— У вас и так вон волчья шкура, — показал Андрей на чепрак из серо-седой зимней шкуры, — сейчас ведь не шкура, а слезы…
— А я бы и в другое время не стал убивать волка. Я всегда почитал волков… И мой дед их очень уважал, — сказал Володя.
— Понятно. Ты из рода волка, так бы сразу и сказал. А на медведя пойдешь?
— Сейчас — не пойду, другой работы много. А вы не видели курганов — вдоль озера?
— Кто же здесь ищет курганы?! Курганы есть вон там, — указал пастух плеткой на юг. — Идите часа два, за озеро, — там будут. Или вон там — час ходу, и высотки, на них курганы. А здесь нет.
И опять Володе показалось, что хакас проверяет — известно ли приезжим что-то важное. Так же, как приглашение на охоту было проверкой их храбрости…
И эти глаза! Светло-янтарные, жестокие и умные глаза и цветом, и выражением живо напомнили Володе глаза одного знакомого деда Шуры. Не было ничего общего у раскосых глаз хакаса с ясными глазами северянина, который провел в лагерях много лет и доживал век в Петербурге. А все же при взгляде на Василия невольно лез в голову рассказ старого Петра Васильевича об одной встрече в степи, в уже давнем двадцатом году: «Ну, они нас прижали к телегам… Дураки эти, с топорами и лопатами. Мы орем, чтобы они своих комиссаров рубили, мужики сперва заколебались… А комиссары свое, махают наганами, те и пошли…» Володя слушал неторопливый голос старика и ясно видел все это: мокрая мартовская степь, телеги, очкастые иудеи с наганами науськивают дураков на людей. Лиловые вспышки выстрелов лижут дула карабинов; дураки откатываются, оставляя трупы на мокрой, не покрытой еще травой земле.
Тогда Петру Васильевичу с друзьями удалось тоже отбиться и уйти — это была одна аналогия. А другая — все-таки глаза: светло-янтарные, жестокие глаза. И умные, очень умные — глаза человека, который знает что-то важное, неведомое остальным.
Что же знает этот хакас, пастух Василий?
— Мы ищем курганы… И мы нашли только один, совсем маленький… — Володя очень хотел, чтобы его тон был небрежным, ни на что не намекающим… И знал, что так у него не получится.
И что-то дрогнуло в лице Василия! Понять бы только, что именно дрогнуло и почему. Василий спросил только — разве им одного кургана достаточно? Им же нужно, чтобы было много…
— Лучше, чтобы сразу много, но ведь и один — интересно. Все стоят группами, а этот сам по себе… Почему? Такой курган надо раскопать.
— Да что вам такой маленький курган?! Да еще один… Вон полно курганов, и вон там полно, и вон там… В Хакасии везде курганы. Не копали бы вы этот маленький.
— А если все-таки будем копать, поможете? Скажем, барана привезете нам? Мы прямо на кургане стоять будем.
— Нет! Я охотиться буду! Прощайте, вряд ли мы увидимся.
— Земля круглая, люди встречаются. До свидания, Василий.
— Прощайте!
И опять двое пошли назад, на север. Свистит ветер в кустах и в траве, качает растения, морщит воду; кричат птицы в небе и на озере. Привычный, родной пейзаж, все как обычно, и Василий, за считанные минуты ставший пятнышком на окоеме степи, — тоже привычно и понятно… и тугой комочек страха, от которого невозможно избавиться. Комок мрачной, непонятной жути, от которой спирает дыхание и становится холодно внутри.
— В общем, так, Андрей: давай про эти следы не будем никому рассказывать? Не нашли мы курганов в этом месте. Само по себе странно, интересно, но не больше.
— Я разве против? Я бы охотно ни о чем не рассказывал. А вы правда хотите копать этот курган?
— Упаси Боже, Андрей! Скажу тебе по правде, я пытался спровоцировать Василия… Мне показалось, он знает больше, чем говорит.
— Мне тоже так показалось.
А на курганах весело перекликались люди, издали начали махать, и опять сидели местные, без толку пялили бельма на то, как работают другие. Тут были совсем другие проблемы.
— Ребята, вы собирайтесь, я на минуту забегу в деревню. — И никто не ухмыльнулся, не сделал понимающего лица, не подмигнул, не задал вопроса. Отряд, кажется, его и правда уважал, а Володя уважал людей, с которыми свела его судьба.
Знакомый дом, Людмила стирает, собака задумчиво рычит, не уверенная до конца, надо ли ей на Володю рычать. И Володю уводят от места стирки, усаживают за травяной чай.
— Что такой заполошный пришел? Что случилось?
— Люда… Ты говорила, как что-то непонятное — к тебе? Было дело?
— Ну да. Выкладывай давай.
И напряглась. Видимо, и впрямь какие-то не очень хорошие вещи могут происходить на берегах этого соленого озера.
— Люда, я уверен, ты знаешь, что за маленький курган на той стороне озера.
— Знаю. Вы сегодня там были?
— Были. От кургана вели следы босого человека, они переходили…
— Я знаю. И говорю тебе, Володя, еще раз — не надо ходить ночью одному. И вообще — будь осторожнее.
— Ты можешь мне сказать яснее?
— Ты не поймешь, если я скажу больше. Кое-что ты сегодня увидел… На самом деле немногое, очень немногое, но все-таки увидел и, кажется, правильно понял. Мало тебе? Я и сама многого не знаю и потому говорю — будь осторожнее; если вести себя умнее, они не так уж много могут.
— Кто «они»? Не морочь ты мне голову, хватит страхов…
— «Они»… Ну, скажу тебе так: те, кто выходит из курганов. Не из всех, из некоторых курганов. Я точно не знаю почему, но ты же видишь, что делается.
— Это все, что ты скажешь?
— А ты ждал, я тебе все тайны открою? Честно говорю — я сама знаю не все. А то, что знаю, — очень смутно. Знаешь что? Если будет опасно, я тебе пошлю нетопыря… Если кто-то из вас в большой опасности, он прилетит к тебе, и ты будешь знать, что происходит.
— Это если… собачка побежит?
— Собачка. Или кто-нибудь еще.
ГЛАВА 12
Курган над сухим руслом
9 мая, среда.
— Копать надо, а тут День Победы…
Епифанов разрывался между двумя душевными потребностями — отпраздновать 9 Мая и раскопать курганы, отмеченные камнями с выемкой.
— Я бы копал… Погода чудесная, ясно и тепло, земля оттаяла.
— С другой стороны, День Победы, и курганов-то только два… Володенька, на все, что мы обследовали, всего два нужных нам кургана! В том, который возле леса, осталось только погребальную яму вскрыть, работы на полдня!
— Вот и отлично, давайте я этот курган и закончу. Благо курган-то неграбленый. А вы с парнями займетесь вторым, который над сухим руслом. Дня два-три, и тоже дойдем до погребения.
— Так-то все так… Только ведь надо же и День Победы отпраздновать.
— Давайте, Виталий Ильич. Раз надо — значит, будем праздновать. А кто кого победил, вы не помните?
