Виталий Гладкий - Копье милосердия
«А взять его с собой придется… — Князь мысленно выругался. — Холера ясная!.. Никуда не денешься. Мой братец в своей стихии — никому не верит. Ему нужны глаза иезуитов везде. Но уж лучше этот московит, чем какой-нибудь другой, тайный, соглядатай. За этим мои люди уж как-нибудь присмотрят…».
— Янек, — обратился князь к Яну Кмитичу на латинском языке, — пусть эконом определит этого хлопа в людскую. И надо, чтобы он переоделся. Найдите ему что-нибудь попроще. Негоже смущать слуг церковным одеянием московита, которое не соответствует ни его положению, ни его внутренней сущности. А главное, пусть за ним хорошо приглядывают.
— Слушаюсь и повинуюсь, ваша мосць! Будет исполнено.
— Поди прочь, — приказал Николай Радзивилл московиту.
Ванька низко поклонился и в таком согбенном состоянии пятился, не поворачиваясь, до самой двери. Но тех, кто знал его, эта поза не могла ввести в заблуждение. Он не понимал латыни, но уловил нотки презрения, которые прозвучали в голосе князя. И сразу же отнес их на свой счет. Это его почему-то глубоко задело, хотя прежде Ванька Грязь не отличался большой щепетильностью.
Когда дверь за ним закрылась, на лице Ваньки появилось злобное выражение. «Ужо погоди… ясновельможный пан, — думал он, шагая вслед за Яном Кмитичем по темным переходам старого замка. — Не плюй в криницу, из нее воды придется напиться. Мы еще себя покажем…».
Ванька нащупал спрятанный под одеждой нож, с которым он никогда не расставался, и его веснушчатая физиономия расплылась в довольной ухмылке. Ах, как все удачно сладилось! Быть в услужении у богатого и знатного князя Радзивилла — чего лучше желать несостоявшемуся офене*, которого судьба опустила до старьевщика Вшивого ряда!
— А теперь не грех и отдохнуть, брат, — сказал Юрий Радзивилл, мигом сбросив с себя некоторую напыщенность, присущую его высокому сану. — Но прежде неплохо бы перекусить…
В это время с пиршественной залы раздался бычий рев луженых глоток пьяных шляхтичей. Некоторое смущение, связанное с приездом архиепископа, прошло, и свита пана Богуша Тризны снова начала развлекаться так, как диктовал застольный ритуал литовского панства…
* * *Юрий Радзивилл отбыл по своим делам на следующий день. Будущий кардинал Речи Посполитой должен каждодневно и неустанно трудиться на благо Святого престола. На этот раз ему предстояло присутствовать на заседании трибунала ордена в Новогрудке, где должны были судить, а затем сжечь на костре очередного колдуна-язычника, который наводил порчу на скотину честных христиан.
Вслед за ним со двора князя съехали и шляхтичи, которые уже приготовились гулять минимум неделю. Владетель Несвижа намекнул своему боевому товарищу, что у него появилось срочное дело, не терпящее отлагательств, и Богуш Тризна понял его с полуслова. Конечно же, архиепископы заявляются в гости не для того, чтобы налиться по самое горло медусом, набить живот до отвала, а затем устроить пьяный дебош. Похоже, пана Миколая ждет какая-то важная служба во славу Господа и Пресвятой Девы Марии, решил про себя пан Богуш. Но никому из шляхтичей это предположение не высказал — старый воин, охочий до пустопорожней болтовни, когда нужно, умел держать язык на привязи.
Едва улеглась пыль за конями свиты пана Богуша, князь начал спешно собираться. Спустя какое-то время из ворот замка выехала кавалькада всадников во главе с Николаем Радзивиллом. Он взял с собой Яна Кмитича и полсотни хорошо вооруженных надворных стражников, закованных в броню. Времена все еще смутные, до сих пор ощущаются последствия десятилетней Ливонской войны, родившей большое количество разбойничьих шаек.
Многочисленностью они не отличались, в каждой ватаге насчитывалось не более двадцати-тридцати человек, но путешественникам и купцам от этого легче не становилось. Разбойники налетали неожиданно, сваливались, как снег на голову, и резали всех беспощадно, чтобы не оставлять живых свидетелей. Кого только ни было в этих ватагах! И остатки татарских чамбулов*, воевавших на стороне Стефана Батория, и западноевропейские наемники — те, кому не подфартило при разделе воинской добычи, и те, что пропили-прогуляли свое содержание, и запорожские казаки-сорвиголовы, оставившие товарищество ради приключений и легкой добычи, и московиты, которым царь Иоанн Васильевич залил столько сала за шкуру, что они ударились в бега и взялись за ножи ради прокорма…
Единственным фактором, который мог удержать их от нападения на путешественников или купеческий обоз, являлась наемная охрана, состоявшая из опытных, закаленных в битвах солдат, притом в достаточном количестве.
Князь держал путь в Берестье*. Прежде чем отправиться в Палестину, он решил заручиться помощью берестейского купца-иудея Шаула Валя, который поддерживал торговые связи с Царьградом и Святой землей.
Шаул Валь был сыном падуанского раввина Самуила, Иуды. Отправившись в свое время из Падуи на учебу в Великое княжество Литовское, Шаул так и остался в Берестье. Николай Радзивилл поддерживал с ним теплые, почти дружеские, отношения. Возможно, потому, что купцу покровительствовал сам Стефан Баторий. За то, что Шаул Валь финансировал войну против Московии, король предоставил ему в 1578 году привилегию на добычу и продажу соли на территории всего Великого княжества Литовского.
* * *Дорога к Берестью прошла без особых приключений. Время от времени дозорные отряда замечали в отдалении небольшие группы вооруженных людей, но при виде сверкавших лат надворной стражи они быстро исчезали, растворяясь в лесах. А однажды татарский чамбул даже сымитировал атаку, но, не доезжая до ощетинившихся копьями всадников, отвернул в сторону и с криками «Алла-гу-у!» умчался в степь. Татары даже не рискнули пустить в ход свое излюбленное оружие — луки, предваряя нападением градом стрел. Видимо, они заметили, что кроме копий и сабель стражники вооружены еще и мушкетами*, которые выдали свое присутствие дымком от горящих фитилей.
Берестье состояло из трех частей: замка, «места» — основной городской территории, расположенной на острове, образованном Западным Бугом и рукавами реки Мухавец, и Замухавечья — поселения, расположенного на правом берегу Мухавца.
Замок являлся сердцем города и выполнял функцию великокняжеской резиденции. Он представлял собой мощное фортификационное сооружение, основу которого составляли огромные двухъярусные стены; внутри стен находились жилые и служебные помещения, предназначенные для укрытия населения и запасов продовольствия на случай войны. Стены укреплены пятью башнями. Внутри замка располагались жилые помещения, арсенал, кладовые, королевские конюшни.
