Александр Прозоров - Соломея и Кудеяр
От этого известия Великая княгиня вздрогнула, вскинула руку:
– Что-то в горле пересохло. Попить налейте мне.
– У меня вот по случаю настой облепиховый с собой приключился, – сняла с пояса небольшой бурдючок княжна Шуйская. – Испей, государыня!
– Не прикасайся, Соломония Юрьевна! – от подобного покушения на свои права княгиня Шеховская буквально подпрыгнула со своего места. – Мало ли что? Я кравчая, я токмо за этот морс поручусь!
Она поспешила к лакированному столику, на котором стояли вазы с курагой, изюмом и инжиром, с пастилой и цукатами, два кувшина и кубки, налила в один из них розоватого напитка, в несколько глотков осушила, наполнила снова и поднесла правительнице всея Руси:
– Вот, государыня, испей из моих рук, – последние слова она произнесла с нажимом и торжествующе посмотрела на постельничую, числящуюся по месту на пять ступеней ниже кравчей.
Соломония попила, вернула золотой бокал, пошла дальше вдоль стола, перебирая ткани, и вдруг захрипела, закашлялась, вскинув руки к горлу. Скривила лицо, с видимым трудом произнесла:
– Что ты мне дала, изменщица?!
– Вот же, государыня, доброго настоя испей! – подсуетилась княжна Шуйская, подавая ей бурдючок.
Великая княгиня схватила кожаную флягу, вскинула надо ртом, сделала несколько больших глотков, с облегчением перевела дух:
– Благодарствую, Анастасия Петровна. Вкусные ты напитки имеешь. Желаю, чтобы таковые средь кушаний моих завсегда стояли.
– Сегодня же о том распоряжусь, государыня, – почтительно склонила голову постельничая.
– Невместно сие! – возмутилась княгиня Шеховская. – Токмо кравчая о пище и напитках великокняжеских завсегда заботится!
– Отныне княжна Анастасия Шуйская о сем заботиться станет, ей верю, – ответила Соломония. И твердо отрезала: – Такова моя воля!
Княгиня Шеховская налилась краской, несколько раз яро вдохнула и выдохнула, развернулась и выскочила из горницы, громко хлопнув за собой дверью.
Дворцовый переворот, навсегда обезопасивший Великую княгиню от отравителей, свершился.
Часть вторая
Дщерь солнца
Глава первая
14 февраля 1525 года
Город Дмитров, княжеские хоромы
В просторной палате дворцовой трапезной, во главе ее огромного, изогнутого буквой «П» стола, сидели двое очень похожих друг на друга знатных, судя по собольим шубам и бобровым шапкам, мужчин – оба были русобороды, большеносы, голубоглазы, имели одинаковый рост и телосложение. Будь это портреты – можно было бы решить, что речь идет об одном человеке, запечатленном сперва в тридцать лет, потом в пятьдесят. Но люди негромко разговаривали между собой и кушали, выбирая кусочки убоины с деревянного блюда, прихватывая щепотью квашеную капусту или накалывая на нож маленькие, крепенькие соленые огурцы.
Стол был накрыт очень скромно для огромных палат – блюдо нарезанного вареного мяса, блюдо буженины, блюдо жареных хрустящих пескарей да несколько мисок с соленьями. И, разумеется, покрытые тонкой сарацинской чеканкой серебряные кубки с вином.
Однако собеседников скромность застолья не смущала. Они явно встретились ради разговора, а не ради торжества.
Тот, что старше, в очередной раз наполнил кубки, приподнял свой:
– Сегодня, кстати, третья годовщина будет, как Дима преставился. Давай выпьем, Андрей, за упокой души брата нашего Дмитрия, князя Углицкого, да будет ему земля пухом!
– Царствие небесное брату нашему Дмитрию, – согласился второй.
Оба выпили до дна, закусили.
– Дмитрий умер тому уже три года, – снова потянулся к вину тот, что моложе, – Семен умер шесть лет назад, мы с тобою, брат, тоже стареем, ан ведьма корельская, к Ваське присосавшаяся, как сидела на престоле, так и сидит, и ничего ей не деется! И ведь даже не понесла ни разу! Ладно бы слабых родила, ладно бы даже мертвых. Но ведь ничего у нее нет, ровно статуя она каменная, а не баба живая!
– Одно слово, ведьма, – отпил вина старший. – Мне уже сорок пять. Коли так и дальше пойдет, тоже холостым да бездетным за реку Смородину уйду.
– Да, Юра, ни яд ее не берет, ни нож острый, – вздохнул Андрей. – Я так чую, она и меня переживет, и Василия, так бездетной и бессмертной на столе московском одна и останется… – И он зло согласился: – Ведьма!
– Нож тоже? – живо заинтересовался Юрий Иванович, князь Дмитровский, ибо сидел за столом, понятно, именно он.
– Уезжал в слободу Александровскую один охотник, пять сотен рублей желавший заработать, – осторожно предположил Андрей Иванович, князь Старицкий, и благоразумно уточнил: – Я, понятно, тут ни при чем. Просто слух краем уха слышал.
– И?
– Соломея жива, про татя не ведаю, – развел руками князь Старицкий. – За наградой ему приходить, понятно, не с чего.
– Делать что-то надобно, Андрей, без промедления с бедой сей справляться! – Дмитрий Иванович решительно опрокинул в себя кубок. – Годы уходят, мы не молодеем. Еще немного, и лично мне и вовсе жена без надобности окажется.
– Я пытаюсь. А ты?
– Есть у меня, брат, одна мысль, – придвинулся ближе к гостю старший брат. – Коли нам с Соломеей управиться не удается, может, на Василия внимание обратить?
– Отравить Великого князя?
– Окстись, окстись, – замахал руками Дмитровский князь. – Нешто мы басурмане дикие али схизматики поганые, чтобы братьев собственных изводить?! Нет, Андрей, тут иначе поступить надобно. Коли Соломею не извести, нужно таковую хитрость сотворить, чтобы Василий от нее просто отказался.
– На измене поймать!
– Не выйдет, – покачал головой Дмитрий Иванович. – Государю она верна, зараза этакая, и ни единого подозрения никогда не случалось. Хотя знахарки подосланные не раз ее на блуд склоняли.
– Тогда что?
– Пусть другую государь возжелает.
– Околдовала она брата, – вздохнул князь Старицкий. – Не смотрит ни на кого… присушила, ведьма.
– Надобно отсушить. – Хозяин дворца наполнил кубки снова.
– Не томи, брат, – попросил гость. – Коли придумал чего, говори. Коли совет понадобится, дам, коли помощь нужна, помогу. Поперек горла ужо эта ведьма всей Руси стоит! Выход укажи, без сотоварищей не останешься.
– Есть у меня друзей немало в Литве, как ты знаешь…
Андрей Иванович согласно кивнул.
Дмитровский князь не просто имел друзей среди схизматиков, он и сам как-то пытался отъехать в Литву, недовольный наложенными братом запретами, – однако был пойман, водворен обратно в удел и ныне находился под приглядом многих десятков явных и тайных соглядатаев.
– Так вот, Андрей… От одного из друзей моих внезапно девица юная на поруки мои попала. Сиротка, каковой для выживания в года детские и юные покрутиться немало пришлось. Папа умер, дядя в застенке, над прочими родичами обвинение в измене висит. Вельми красива малышка, что у баб, понятно, бывает… Умна не по годам, что случается уже реже, но судьбой битая, так что разума набраться пришлось. Зело страстна и в мечтаниях о принце великом пребывает, каковой царствия земные к ногам ее бросит. И ради покорения принца того полагает любые старания приложить. И стараниями сими разум выбить она ох как умеет! Вестимо, стала бы она княгиней Дмитровской с легкостью прямо дня через три по приезде… Токмо запрет великокняжеский на мой брак ее и остановил. А меня закружила, даже дыхнуть не смог, все к ногам ее положить был готов. Однако же детка соглашалась токмо на открытое церковное венчание! Хотела единственного, на что у меня права своего нет… Поняла ошибку и холодна тут же стала, ровно лед крещенский. Ой-ей-ей, кремень, а не сердце у нее. – Хозяин дворца порывисто выпил, выдохнул, мотнул головой и закончил: – Но что самое главное, Андрей, девочка при том еще и знатна!
