Робер Гайар - Большая интрига
Он не спеша натянул свою кожаную куртку в жирных и красных пятнах, подтянул такие же грязные штаны из грубой ткани, едва доходившие ему до бедер. Затем размеренным шагом направился в рулевую рубку. Там он отдал приказ поднять якорь, паруса, чтобы встать на ветер, и велел кормчему отчалить.
Он понял, что на всякий случай надо было выйти из бухты, чтобы «Принц Генрих IV» с сорока шестью пушками на борту мог свободно перемещаться вокруг врага, а при необходимости обратиться в бегство.
Вскоре ветер надул паруса фрегата, который величественно вышел в открытое море. Однако, не желая, чтобы у французов создалось впечатление, что он пытается скрыться, он быстро убрал паруса и стал ждать.
Через какое-то время можно было уже прочесть на носовой части идущего впереди парусника его название «Святой Лоран». Ля Шапелль медленно набил трубку и с любопытством стал ждать последующих событий.
Ему не пришлось долго испытывать своего терпения: «Святой Лоран» уже находился почти на расстоянии пушечного выстрела, и можно было разглядеть членов экипажа, стоящих на палубе.
Ля Шапелль увидел, как на мачте был поднят флаг с геральдической лилией[5].
Он вынул изо рта трубку и сказал Арраш-Персилю, стоявшему поблизости и тоже не терявшему из виду ни единого маневра соперника:
— Не могу понять, какую ошибку совершил этот французский корабль…
В этот самый момент «Святой Лоран» сделал холостой выстрел из пушки.
— Впрочем, не так уж глупо, — сказал Ля Шапелль. — Это говорит о том, что мы имеем дело с осторожным человеком. Поднимите на мачту наш флаг с геральдической лилией, Арраш-Персиль, если вы, конечно, найдете его, ибо он мог куда-нибудь запропаститься за то время, что мы не пользуемся им.
Затем он позвал старшего канонира, которому приказал тоже выстрелить из пушки.
Не меняя позы, Ля Шапелль услышал взрыв и увидел, как железная опора пушки повернулась на оси.
— Очень хорошо! — сказал он. — Больше ничего не делать, пока он не приблизится.
«Принц Генрих IV» стоял против ветра, и для «Святого Лорана» не составляло никакого труда подойти к нему. Но он не сделал этого. Шамсеней прервал маневр, когда убедился, что он мог быть услышан флибустьерами. Он схватил рупор и прокричал:
— Корабль Его Величества «Святой Лоран», капитан Шамсеней!
Ля Шапелль ответил таким же тоном:
— Фрегат «Принц Генрих IV», капитан Ля Шапелль с острова Сен-Кристоф.
Название острова Сен-Кристоф сказало Шамсенею больше, чем длинная речь. Он сразу же понял, что Байярдель не ошибся, и что его не обманули: он действительно имел дело с кораблем флибустьеров. С видом заговорщика он взглянул на стоявших рядом Жильбера Дотремона, Ложона и Ля Шикотта, потом поднес рупор ко рту и громко сказал:
— Капитан Ля Шапелль, у меня к вам дело. Мне дано поручение, касающееся вас. Не могли бы вы подняться на борт моего корабля?
Ля Шапелль, старый морской разбойник, был совсем неглуп и неплохо знал свое дело на палубе судна. У него создалось впечатление, что дело, которое касалось его, было весьма темным. Кроме того, он уловил в голосе Шамсенея угрожающую нотку.
Он пнул ногой ногу Арраш-Персиля и сделал ему жест рукой. Матрос сразу же побежал на палубу. Ля Шапелль не успел и рта раскрыть, как посередине корабля, там, где стояла грот-мачта, с десяток флибустьеров уже открывали люк, в котором были сложены ядра, другие бежали со всех ног вдоль верхних перил, подняв вверх пробойники, шомпола, неся чаны с водой.
Если бы в сгущающихся сумерках Шамсеней мог видеть лицо пирата, то обнаружил бы, что оно внезапно просияло, а губы вытянулись в странной улыбке. Но флибустьер напропалую врал ему в ответ:
— К моему большому сожалению, я не могу покинуть корабль. С этого расстояния вы не можете видеть, что сделали со мной эти чертовы англичане Кромвеля! Но вы можете поверить мне на слово, ведь с вами говорит капитан «Принца Генриха IV»: я не то, что бегать, я и ходить-то не могу, потому что ядром мне раздробило бедро в Порте Руаяль на Ямайке. С тех самых пор я могу стоять только на деревянном костыле.
Шамсеней не успел заговорить снова, как тот добавил:
— Однако, капитан, вы можете подняться к нам на палубу, где вас примут по всем святым законам гостеприимства.
Несмотря на наступающую темноту, Ля Шапелль увидел, как Шамсеней по очереди наклонялся к своим соратникам, словно спрашивая их мнения. Он терпеливо подождал, полагая, что этим только выиграет время и что матросы на фрегате скоро подготовят все к бою, если в этом возникнет необходимость.
Шамсеней снова взял рупор и спросил:
— Капитан Ля Шапелль, вы говорите, что вы с Сен-Кристофа?
— Абсолютно верно.
— Вы, случаем, не флибустьер?
— Флибустьер и все такое прочее! — дерзко крикнул в ответ Ля Шапелль, что не прошло незамеченным на «Святом Лоране». — Да, флибустьер, имеющий разрешение на плавание, подписанное самим командором де Пуэнси.
Он увидел, как Шамсеней снова советуется со своими. На борту фрегата все уже было готово для отражения нападения и даже для эффективного отпора. Ля Шапелль проверил, откуда дует ветер. Повернув штурвал так, чтобы поставить корабль под ветер, он ловким маневром мог поставить фрегат напротив левого борта «Святого Лорана». Тогда они дадут залп железными ядрами и пойдут на абордаж, если им будут угрожать.
— У меня приказ провести у вас досмотр и допросить вас, — крикнул Шамсеней. — Мне не хотелось бы причинить вам ни малейшего зла, но генерал-губернатор Мартиники приказал своим службам береговой охраны захватить всех флибустьеров, которые засели на острове Мари-Галант, и сопроводить их в форт Святого Петра, где их будут судить. Вам не будет нанесено ни малейшего ущерба, если вы добровольно согласитесь следовать за нами. Я, со своей стороны, возьму на мой корабль часть вашего экипажа и пришлю к вам несколько человек для вашей охраны.
Ля Шапелль плюнул в море так далеко, как только мог, чтобы выразить свое презрение. Он только спросил вкрадчивым голосом:
— Допросить кого? Кого сопроводить в форт Святого Петра и кого судить?
— Вас и ваш экипаж.
Ля Шапелль не помнил, чтобы когда-нибудь в тропиках люди были столь вежливы перед тем, как вздернуть на веревке доброго и храброго моряка.
Однако капитан был очень чувствителен к вежливому обращению, поскольку сам он был начисто лишен этой добродетели.
Он хрипло кашлянул в свой рупор и сказал таким тоном, словно был напуган:
— Дело в том, ваша милость, что мне не хотелось бы, чтобы меня судили, и, полагаю, что моему экипажу этого так же не хочется, как и мне. Мы клянемся Богом, что неповинны в приписываемых нам преступлениях, а святость наших нравов так же, как и наша скромная жизнь в прошлом, могут послужить лучшим гарантом этому.
