Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

Мамай соблюдал и этот завет.

Навруз переходил из одной балки в другую, выискивал в степи лесные острова и прятался там днем. Коней выгонял на пастбища ночью. Как заяц, менял он каждый день лежки. Воины Мамая умели ходить в степи по следам. Мамаев гонец нашел Навруза. Мамай прислал Наврузу кожаный мешочек, а в мешочке монеты. Отчеканено на монетах имя Навруза. Навруз понял послание. Чеканить монеты — право хана.

Кульпе тоже доставили монеты с именем Навруза, и взбесился Кульпа! Очень не хотелось ему выступать с войском. Остался бы в Сарае возле своих жен. Да как отпустить войско, а вдруг Навруз переманит его воинов? Три тумена сели на коней. Шли налегке, не взяли обозы, не взяли жен и детей, шли не в дальний поход. Перешли Волгу и спешили в степь, до снега захватить Навруза. Лазутчики Мамая провожали войско, как только оно вышло из Сарая. Кульпа полагал, что он охотник, а Навруз — красная дичь. А на самом деле Мамай был охотник, а Кульпа и его три тумена — красная дичь. Тигр не уходит от человека. Тигр выходит на след человека и идет за ним; войско Мамая зашло в спину Кульпы. Передовой отряд напал на тылы Кульпы, вырезал коноводов, разогнал запасные табуны коней.

Войско Кульпы остановилось и развернулось. Дозорные нашли тигра и донесли, что войско Навруза спешит в Сарай. Поспешил и Кульпа. Мамай дал ему себя нагнать.

Вокруг неоглядная степь, высокие травы, по буграм метелится ковыль. За войском Кульпы садилось багровое солнце, тонуло в чистом небе. Мамай и его сотники стояли на холме, на краю дубравы.

— Завтра будет ветер, солнце умылось кровью. Кто скажет, откуда и куда будет дуть ветер?— спросил Мамай.

Сотники молчали, ждали, что скажет темник.

— Ветер будет в лицо врагу,— сказал Мамай.— Кони поднимут пыль, и пыль будет есть им глаза! Я все знаю о войске Кульпы, он о нас ничего не знает! Кульпа собрал три тумена. Он их поставит так. Тумен — в центре, тумен правой руки и тумен левой руки. Так учил Чингисхан, и эмиры не будут нарушать порядка. У Кульпы воинов больше. Нам нельзя нападать, пусть он нападет, а мы будем уходить в Сарай. Кульпа не захочет, чтобы мы вошли в город. Его воины — жирные бараны, наши воины — волки. Что мы должны сделать?

Мамай мог далее не рассказывать. Сотники поняли его с полуслова, каждый вспоминал те битвы, где вот так же заманивали противника. Кульпа подойдет к обрывистому берегу Волги, а тумен Мамая разделится надвое и обойдет его с флангов. Быстрые кони вынесут его на след Кульпы и ударят с тыла. Лить стрелы и отскакивать, лить стрелы и отскакивать. Уйти Кульпе некуда, он будет высылать сотни навстречу нападающим — их бить врозь.

Но Кульпа не дошел и до Волги. Его воины знали, что против ничтожного хана выступил темник Мамай, умелый воитель. Воины знали, что темник Мамай вышел из воинов, что он ищет сильного хана для Большой Орды. Многие склонны были верить, что Мамай найдет такого хана, а ничтожество Кульпы было видно всем.

Кульпа преследовал Мамая, он высылал за Мамаем отряд за отрядом, и они бесследно исчезали. Его воины переходили к Мамаю, и войско его истаяло в несколько дней, при нем остались только телохранители. Им к Мамаю путь был закрыт, им никто не поверил бы, совершая казни над врагами Кульпы, они воздвигли против себя ненависть всех ордынцев.

Мамай раскинул свой тумен и окружил Кульпу с его телохранителями в глубоком овраге. Облить их стрелами послал воинов Кульпы и погнал гонцов к Наврузу. Навруз ждал исхода битвы. Юрта стояла в лесу. Навруз сидел в юрте, закрыв вход пологом.

Трубы возвестили победу. Навруз сел на коня, гонцов встретил на коне. Гонцы пали ниц перед ханом, которого   сами возвели на престол.

Мамай ждал хана на коне. Он не собирался даже на глазах войска преклонять перед ним колени. Ему нужен был хан как прикрытие своей возрастающей власти.

Навруз поднялся на холм к Мамаю. И вот все услышали голос нового хана:

— Где Кульпа?

Воины расступились. Он еще был утром великим ханом, ныне бросили его, опоясанного арканом, наземь. Навруз медленно подъехал к поверженному брату. Топтался конь, не понимая, что хочет от него всадник. Годами учили коня не наступать копытами на человека. А всадник понукал наступить на поверженного. Не слушался конь. Всадник рвал удила, конь поднимался на дыбки, но обносил копыта мимо человека.

— Рубить! — крикнул Навруз.

Воины, что еще несколько дней тому назад готовы были лить кровь за этого поверженного в прах, безволосого, безбрового человека, изрубили его на куски.

В Сарай скакали вестники: хан Кульпа убит, в город идет новый хан Навруз. Дворцовая прислуга стелила на улицах ковры, эмиры готовили подарки Наврузу, жителей выгоняли на дорогу встречать нового хана.

В граде Москве со всех звонниц падает на город погребальный колокольный звон. Он тягуч, плавен, не спешат и малые колокола, они тихонько бредут за великим колоколом в соборе Михаила Архангела, небесного воеводы, покровителя православного воинства. Из Киева мчат кони возок митрополита Алексея. Стронули его московские гонцы. Великий князь владимирский и московский Иван причастился и соборовался, не чает подняться с ложа. Занемог сразу, доконала его лихорадка, успел написать духовную, и вот он, грядет конец.

Последнюю княжью волю принял Сергий.

— Прошу тебя!— говорил ему князь.— За Русь прошу! Сбудется пророчество святого Петра митрополита, Москва протянет длань над всей Русью.

— С малых родников все большие реки берут начало!— поддержал князя Сергий.

— Прошу тебя, отец, за княжичей Дмитрия и Ивана! Пусть в твоем сердце равно разместятся оба мои сына, хотя знаю, люб тебе старший Дмитрий!

— Детей любят равно, князь! Но равной судьбы я не обещаю княжичам! Нет человека о двух головах, не быть и Москве градом над градами при двух князьях!

Иван привстал на своем ложе.

— Отец, оба княжича для меня равны!

— Старший да будет старшим! — ответил Сергий.— И да будут едины московское и владимирское княжества!

Иван, обессиленный, опустил голову на подушку.

— Клянись перед богом, отец, что церковь отдаст Дмитрию великое княжение!

— Клянусь, князь! Не будет великого владимирского князя мимо Дмитрия!

— Отец мой собирал, брат мой Симеон утвердил, я готовил, сыну моему исполнить. Ему на плечи самое тяжкое... Ему в руки меч, не оставьте его ни ты, ни митрополит, ни бояре без мудрого совета. Дело общее, дело и князя, и бояр, и всех людей. Младость горяча, мудрости дано взвешивать! Не пропусти часа и не дай его поторопить. То, что творилось десятилетиями, можно потерять в один миг торопливости, но и перезревший плод бесполезен...