Рафаэль Сабатини - Одиссея капитана Блада

подвергались, захватив голландский бриг и совершив насилие над членами семьи

– Держи свое мнение при себе! – ответил ему капитан. – Неужели ты

думаешь, что я такой идиот, который сует голову в петлю, не зная заранее,как ее оттуда вытащить? Я поставлю губернатору Тортуги такие условия, что онне сможет их не принять. Веди корабль к острову Вихрен Магра. Мы сойдем тами на берегу уладим все. Да прикажи доставить в каюту этого щенка д'Ожерона.И Левасер вернулся в каюту к даме своего сердца.Туда же вскоре привели и ее брата. Капитан приподнялся с места, чтобывстретить его, нагнувшись при этом из опасения удариться головой о потолоккаюты. Мадемуазель д'Ожерон также встала.

– Зачем это? – спросила она, указывая на связанные руки брата.

– Весьма сожалею об этой вынужденной необходимости, – сказал Левасер.

– Мне самому хочется положить этому конец. Пусть господин д'Ожерон даст

слово…

– Никакого слова я не дам! – воскликнул побледневший от гнева юноша,

не испытывавший недостатка в храбрости.

– Ну, вот видишь, – пожал плечами Левасер, как бы выражая этим свое

сожаление.

– Анри, это же глупо! – воскликнула девушка. – Ты ведешь себя не как

мой друг. Ты…

– Моя маленькая глупышка… – ответил ей брат, хотя слово "маленькая"

совсем не подходило к ней, так как она была значительно крупнее его. –Маленькая глупышка, неужели я мог бы считать себя твоим другом, если быунизился до переговоров с этим мерзавцем-пиратом?

– Спокойно, молодой петушок! – засмеялся Левасер, но его смех не

сулил ничего приятного.

– Подумай, сестра, – говорил Анри, – погляди, к чему привела тебя

глупость! Несколько человек уже погибло по милости этого чудовища. Ты неотдаешь себе отчета в своих поступках. Неужели ты можешь верить этому псу,родившемуся в канаве и выросшему среди воров и убийц?..Он мог добавить еще кое-что, но Левасер ударил юношу кулаком в лицо.Как и многие другие, он очень мало интересовался правдой о себе.Мадемуазель д'Ожерон подавила готовый вырваться у нее крик, а ее брат,шатаясь от удара, с рассеченной губой, прислонился к переборке. Но дух егоне был сломлен; он искал глазами взгляд сестры, и на бледном его лицепоявилась ироническая улыбка.

– Смотри, – спокойно заметил д'Ожерон. – Любуйся его благородством.

Он бьет человека, у которого связаны руки.Простые слова, произнесенные тоном крайнего презрения, разбудили вЛевасере гнев, всегда дремавший в несдержанном, вспыльчивом французе.

– А что бы ты сделал, щенок, если бы тебе развязали руки? – И,

схватив пленника за ворот камзола, он неистово начал его трясти. – Отвечаймне! Что бы ты сделал, пустозвон, мерзавец, подлец… – И вслед за этимхлынул поток слов, значения которых мадемуазель д'Ожерон не знала, но все жемогла понять их грязный и гнусный смысл.Она смертельно побледнела и вскрикнула от ужаса. Опомнившись, Левасерраспахнул дверь и вышвырнул ее брата из каюты.

– Бросьте этого мерзавца в трюм! – проревел он, захлопывая дверь.

Взяв себя в руки, Левасер, заискивающе улыбаясь, повернулся к девушке.Но бледное лицо ее окаменело. До этой минуты она приписывала своему героюнесуществующие добродетели; сейчас же все, что она увидела, наполнило еедушу смятением. Вспомнив, как он зверски убил голландского капитана, онасразу же убедилась в справедливости слов, сказанных ее братом об этомчеловеке, и на лице ее отразились ужас и отвращение.

– Ну, что ты, моя дорогая? Что с тобой? – говорил Левасер,

приближаясь к ней.Сердце девушки болезненно сжалось. Продолжая улыбаться, он подошел кней и с силой притянул ее к себе.

– Нет… нет!.. – задыхаясь, закричала она.

– Да, да! – передразнивая ее, смеялся Левасер.

Эта насмешка показалась ей ужаснее всего. Он грубо тащил ее к себе,умышленно причиняя боль. Отчаянно сопротивляясь, девушка пыталась вырватьсяиз его объятий, но он, рассвирепев, насильно поцеловал ее, и с его лицаслетели последние остатки маски героя.

– Глупышка, – сказал он. – Именно глупышка, как назвал тебя твой

брат. Не забывай, что ты здесь по своей воле. Со мной играть нельзя! Тызнала, на что шла, поэтому будь благоразумна, моя кошечка! – И он поцеловалее снова, но на сей раз чуть ли не с презрением и, отшвырнув в сторону,добавил: – Чтоб я больше не видел таких сердитых взглядов, а то тебепридется пожалеть об этом!Кто-то постучал в дверь каюты. Левасер открыл ее и увидел перед собойКаузака. Лицо бретонца было мрачно. Он пришел доложить, что в корпусекорабля, поврежденного голландским ядром, обнаружена течь. ВстревоженныйЛевасер отправился вместе с ним осмотреть повреждение. Пока стояла тихаяпогода, пробоина не представляла опасности, но даже небольшой шторм сразу жемог изменить положение. Пришлось спустить за борт матроса, чтобы он прикрылпробоину парусиной, и привести в действие помпы…Наконец на горизонте показалось длинное низкое облако, и Каузакобъяснил, что это самый северный остров из группы Виргинских островов.

– Надо поскорей дойти туда, – сказал Левасер. – Там мы отстоимся и

починим "Ла Фудр". Я не доверяю этой удушливой жаре. Нас может захватитьшторм…

– Шторм или кое-что похуже, – буркнул Каузак. – Ты видишь? – И он

указал рукой через плечо Левасера.Капитан обернулся, и у него перехватило дыхание. Не дальше как в пятимилях он увидел два больших корабля, направлявшихся к ним.

– Черт бы их побрал! – выругался он.

– А вдруг они вздумают нас преследовать? – спросил Каузак.

– Мы будем драться, – решительно сказал Левасер. – Готовы мы к этому