Уильям Дитрих - Мятежная дочь Рима
Над толпой гостей понеслись улюлюканье и свист.
— Пиво переносит тебя к тем же самым блаженным берегам, что и вино! — отрезал выведенный из себя Тор, глядя, как подскочившая рабыня вытирает лужу тряпкой. — Только оно дешевле и у него более пряный вкус.
Кое-кто из гостей одобрительно зааплодировал, а торговец щелкнул пальцами, приказав налить другую чашу. Из толпы рабов вытолкнули Одо.
— Вот как? — заплетающимся языком обронил Клодий. — Тогда прошу разрешения процитировать мнение, высказанное на этот счет императором Юлианом, когда он был в Британии. Его юмор показался мне весьма забавным.
— Да! — единодушно завопили все гости. — Напомни, что император язычников сказал по этому поводу!
За спиной Клодия Одо наклонился, чтобы наполнить чашу Тора.
— Называется это сочинение «О вине из ячменя»! — объявил Клодий.
Остальные римляне дружно расхохотались. Презрение, которое все до одного римляне питали к грубому северному напитку, было хорошо известно.
— Кто сделал тебя и из чего? — нараспев декламировал Клодий. В качестве примера он размахивал выхваченной из-под носа соседа чашей, щедро расплескивая пенистое пиво. При этом еще морщил нос, словно оно воняло. — Клянусь Бахусом, сам не знаю.
Гости пересмеивались. Кое-кто захлопал в ладоши, но было немало и негодующих возгласов.
— Вино имеет аромат нектара. — Клодий осторожно понюхал. — А это пиво, увы… отдает козой!
Смех и новые аплодисменты. Воодушевившись, Клодий раскланялся. А потом, повинуясь какому-то непонятному побуждению, выхватил из рук Одо флягу с пивом и опрокинул ее ему на голову.
Раб оцепенел. Смех в зале замер. Одо слепо смотрел куда-то в сторону, смаргивая пиво, заливавшее ему глаза.
Окинув взглядом мокрую голову раба, Клодий блаженно ухмыльнулся:
— Что, малютка кельт? Тебе не нравится твой родной напиток? Или ждешь, когда я налью тебе еще?
Раб, уже наученный горьким опытом, предпочел промолчать.
Клодий ждал, словно надеясь, что рабу изменит выдержка. Так и не дождавшись ответа, он швырнул в него флягу, заставив Одо резко отпрянуть в сторону. Остаток пива выплеснулся ему в лицо.
— Не думаю, что наш принц скоттов разделяет вкусы римлян. Может, он слишком хорош для нас?
В зале повисла напряженная тишина.
Внезапно раб, резко вскинув голову, окатил Клодия и Тора пивом.
Клодий взвился от ярости:
— Проклятие! — Выхватив из рук раба флягу, он с размаху ударил ею Одо по голове. Раб рухнул на пол.
Видя, что дело зашло слишком далеко, Фалько решил вмешаться:
— Клянусь рогами Митры, ты пьян, Клодий! Сядь и успокойся!
Покачиваясь, Клодий повернулся к нему:
— Напротив, любезный хозяин, я пока что недостаточно пьян, уверяю тебя. Поскольку половина того, что я выпил, вылилась через эту дыру, что оставил кельтский меч у меня в глотке! — Он ткнул пальцем в повязанный на шее шарф и загоготал собственной шутке. Пьяный смех его смахивал на рев осла.
Гальба с неожиданным интересом следил за этой стычкой.
— Сядь же, трибун! — На сей раз это был Марк. В голосе его отчетливо прозвучало предупреждение.
Внезапно сообразив, что перешел дозволенную приличиями черту, Клодий неверной рукой отсалютовал своему начальнику и послушался.
— Как прикажете, — буркнул он и тяжело плюхнулся на свое ложе.
Какое-то время в пиршественном зале царило неловкое молчание. Потом, повинуясь незаметному знаку хозяев, лютни и трубы взвыли с удвоенной силой, Тору, трясшему мокрой головой, принесли полотенце, чтобы он смог высушить волосы, и разговоры возобновились с прежней силой. Обтеревшись, торговец негодующе фыркнул и пересел подальше от Клодия.
Фалько выбрался из-за стола.
— Одо, ступай. На сегодняшний вечер ты свободен, — проговорил он тихо, обращаясь к своему рабу, из глубокой ссадины на голове которого сочилась кровь. Скотт коротко кивнул и исчез. Центурион проводил его взглядом до самых дверей, после чего наклонился к молодому патрицию. — Вот из-за таких идиотов, как ты, наша несчастная страна то и дело умывается кровью! — прошипел он на ухо Клодию. — Не нравится тебе местное пиво, трибун, — не пей! Но и издеваться над ним не смей! И над моими рабами тоже. Запомни — это мой дом!
— Мой недавний строгий наставник Гальба вечно твердил, что мы, мол, правим этим островом с помощью страха, — пробормотал Клодий. — Я не имел в виду ничего дурного, поверь! Но я в Британии всего лишь месяц, а меня уже тошнит от этой страны!
— А тебе не интересно знать, дурень, куда это вдруг подевался Гальба?
Клодий обвел мутным взглядом зал. Ложе, на котором совсем недавно возлежал старший трибун, сейчас пустовало.
— И точно… что-то я не вижу его мрачную физиономию…
— Дело в том, что у Гальбы в отличие от тебя хватает ума не привлекать излишнего внимания к тому несчастному происшествию в лесу, когда вы с Валерией угодили в засаду. А ты, похоже, готов трубить об этом на весь мир. Он-то как раз хорошо понимает, что это чистой воды случайность… несказанное счастье, что Валерии удалось ускользнуть из рук этих разбойников. Так что прикуси язык, понял? Так вот, Гальба шепнул мне, что проведет эту ночь со своими людьми, сам, дескать, встанет в почетный караул, чтобы хранить покой новобрачных, поскольку это единственная возможность восстановить свою честь. Думаешь, наш новый командир не заметил его искреннего раскаяния? Если так, тогда ты еще глупее, чем я думал.
— Кто? Кто раскаивается? Гальба?!
— Вот именно. Причем делает это за вас обоих.
Внезапно протрезвев, юноша снова окинул взглядом зал. Все старательно опускали глаза, избегая смотреть в его сторону.
— О боги… я еще и хвастался собственным позором! — Лицо его снова стало мрачным.
— Послушай, Клодий, не спеши судить ни эту провинцию, ни гарнизон. Дай им время. Они себя еще покажут.
— Солдаты меня не любят.
— Не любят, это верно. Поскольку видят, что и ты не слишком их любишь.
Лицо у молодого трибуна стало совсем несчастным.
— Но я так хотел стать одним из них!
— Так и веди себя, как они! А суждения будешь выносить потом, когда узнаешь их получше, младший трибун.
Судорожно глотнув, Клодий встал. Лицо у него было пристыженное.
— Прости. Мне стыдно за свою невоспитанность. Я пьян и… да, ты прав, я слишком уж поспешно судил о Британии. Так что эту ночь я проведу один… И попытаюсь хоть как-то загладить свои грехи.
— Загладить грехи?
— Да. Чтобы, как Гальба, восстановить свою честь.
Глава 15
