Станислав Вольский - Завоеватели
И все-таки Пизарро решил ехать. «В случае удачи набрать новые пополнения будет легко, — говорил он брату Эрнандо, — А если мы застрянем здесь еще на несколько месяцев, наши солдаты понемногу сбегут, деньги уплывут, и мы окончательно сядем на мель».
В начале января 1531 года все три купленных в Панаме корабля покинули Панамский порт, и «новый крестовый поход против неверных», как выразился в своей напутственной речи отец Хуан де-Варгас, благополучно начался.
Доехав до залива св. Маттео, Пизарро высадил отряд и по берегу тронулся к югу. Корабли двигались в том же направлении морем. После долгих и трудных переходов испанцы добрались до небольшого городка в провинции Коаке. Жители были не очень встревожены прибытием чужеземцев: о появлении белых людей давно уже говорили на побережье, и все те, кто имел с ними дело, превозносили их вежливость, щедрость и доброту. Таких людей бояться было нечего. По всей вероятности, Пизарро из осторожности и на этот раз вел бы себя так же, если бы не настоятельная нужда в подкреплении. Чтобы достать новых добровольцев, надо было показать воочию несметные сокровища Перу, следовательно надо было грабить.
Это было очень легко. Индейцы ничего не подозревали, и даже те из них, которые удалились в горы, оставили в домах все свое имущество. Сбросив личину, вежливые, добрые и щедрые белые люди принялись за работу: с мечом в руке вбегали в хижины, пригоршнями набирали золото, совали в карманы изумруды, убивали сопротивляющихся. Через два-три часа все хижины были пусты, а улицы и переулки завалены трупами. Зато золота навалили целую кучу, и рядом с ней набросали изумрудов и других драгоценных камней, которых так много было в этих местах.
После столь удачного дела солдаты отдыхали, разлегшись около сокровищ. Спорили, сколько весит золото, высчитывали, сколько можно будет получить в Панаме за изумруды.
— О каких изумрудах вы говорите? — спросил вдруг подошедший священник.
Солдаты показали ему на кучу. Падре презрительно рассмеялся.
— За эти изумруды вам не дадут ни гроша, — стал объяснять он. — Это не изумруды, а простое стекло. Вы можете в этом убедиться, если попробуете разбить их молотком. От молотка изумруд не бьется, а стекло разлетается вдребезги.
Принесли молоток, стали пробовать. Зеленые камешки разлетались на куски. Солдаты выругались и бросили фальшивые драгоценности. А когда золото снесли на корабль и городишко опустел, падре Рехинальдо незаметно пробрался к оставленной кучке и изумрудами набил себе полные карманы. Он знал, что на них наживет себе в Испании целое состояние.
На корабле золото свалили в одну груду. Согласно обычаю конквистадоров, солдатам под страхом смерти запрещалось оставлять при себе хотя бы одну безделушку. Вся добыча должна была поступить к губернатору, который выделял из нее королевскую пятую часть, а остальное распределял между солдатами и их начальниками согласно чину и заслугам каждого. В городишке награбили на двадцать тысяч кастельяно (около трехсот тысяч рублей). Этого было достаточно, чтобы вскружить голову даже самым осторожным из панамских колонистов.
Все три корабля отправились за пополнениями в Панаму, а Пизарро продолжал двигаться вдоль по берегу. Город Тумбес, так приветливо встретивший испанцев два года назад, был уже недалеко, но Пизарро не решался войти в него со столь незначительными силами и приказал бросить якорь у острова Пуна, находившегося в заливе. Жители острова приняли испанцев радушно. Они были лишь недавно покорены перуанцами и надеялись, что могущественные белые люди помогут им сбросить иго завоевателей. Мирные отношения продолжались, однако, недолго. Вскоре из Тумбеса приехала, делегация, сумевшая убедить испанцев, что островитяне хотят заманить пришельцев в ловушку и при первой возможности истребить их. Пизарро приказал арестовать нескольких Туземных вождей и выдал их делегации. Вожди были немедленно убиты.
Это вероломство привело островитян в ярость. Отряду пришлось выдержать долгое сражение с тысячными полчищами туземцев, и, хотя индейцы были разбиты и отряд потерял всего двух человек, оставаться да острове было опасно. Как раз в это время из Панамы прибыло подкрепление, и Пизарро приказал немедленно высадиться на материк и итти в Тумбес.
О высадке испанцев сейчас же узнали в городе. Вести этой никто не обрадовался: слухи о том, как вели себя белые в провинции Коаке, успели донестись до Тумбеса, и жители его прекрасно понимали теперь, чего им ждать от чужеземцев. Забрав, что можно, они бежали в горы, предварительно подпалив город со всех четырех концов. Когда испанцы вошли в него, вместо многочисленных хижин и обширных дворцов они нашли лишь дымящиеся развалины. Только в центре города виднелось единственное уцелевшее здание — это был храм Солнца, который беглецы не решились поджечь.
Развалины построен времен инков.
Во главе небольшого отряда, огибая разрушенные дома и шагая через обугленные бревна, преграждавшие путь, Пизарро направился к храму. Посредине площади на возвышении стояла высокая одноэтажная каменная постройка, сложенная из огромных тесаных камней, так плотно прилаженных один к другому, что пазы были почти незаметны. Над входом красовалась большая каменная плита, покрытая причудливой резьбой. Храм не пострадал от пожара. Уцелела даже тростниковая выкрашенная в яркий красный цвет крыша — ее спасли, должно быть, безветренная погода и широкий пустырь, отделявший святилище от окружающих зданий. Кругом было пусто и тихо. Слышались только пронзительные крики ласточек, носившихся над пожарищем, да потрескивание догоравших где-то бревен.
Пизарро вошел внутрь и остановился, пристально вглядываясь в полумрак. В самом конце храма, у восточной его стены, стоял небольшой каменный алтарь, посреди которого высился золотой диск — изображение солнца.
У алтаря неподвижно застыла на коленях сгорбленная фигура в широком белом плаще. На шум шагов фигура не обернулась. Что это? Человек? Статуя? Кукла?
Пизарро подошел к алтарю и сорвал с фигуры плащ. Под, плащом оказался старый человек с редкими клоками белых волос на темени и подбородке и рядом с ним девочка лет двенадцати с испуганным, но миловидным лицом и большими черными глазами. Не вставая с колен, человек распахнул рубашку и показал на грудь себе и девочке. Этот жест, очевидно, означал: «Убейте нас».
Жертвоприношение у инков. Гравюра 1731 года.
Пизарро подозвал индейца-переводчика и приказал ему спросить у старика, кто он такой.
