Виктор Поротников - Пересвет. Инок-Богатырь против Мамая
Всякий человек, знающий себе цену, не станет довольствоваться малым, но возьмет у судьбы лучшие и высшие блага, рассуждал Пересвет, надумавший поступить на службу к московскому князю.
Ни друзей, ни родственников в Москве у Пересвета не было. Замолвить слово за него перед Дмитрием Ивановичем было некому. Оказавшись в Москве, Пересвет решил для начала свести знакомство с кем-нибудь из местных бояричей и купцов и, уже опираясь на полезные связи, попытаться обратить на себя внимание самого Дмитрия Ивановича.
По сравнению с Брянском, Москва была очень обширна. Собственно, сам город с главными храмами и боярскими теремами, обнесенный белокаменными стенами, был невелик. Белый град, как называли свой детинец сами московляне, лежал в излучине речки Неглинки, впадающей в Москву-реку. С двух сторон московский детинец, имеющий форму треугольника, омывали воды этих двух рек, а с третьей стороны был выкопан глубокий ров. С юга и северо-востока к Белому граду примыкали обширные посады, где проживал в основном ремесленный и торговый люд. Такого многолюдья, как в московских посадах, Пересвету не доводилось видеть ни в каком другом городе Руси.
«Правду молвят знающие люди, утверждая, что ныне все богатства, все искусные ремесленники в Москву стекаются, — думал Пересвет, толкаясь на торжище возле Тверских ворот. — Сколь тут добра всякого и узорочья разного — глаза разбегаются! Иноземных товаров — не перечесть! Русских торговцев полным-полно и чужеземных не меньше. Ну, прямо Вавилонское столпотворение!»
Пересвет невольно вздрогнул и замедлил шаг, когда его слух вдруг резанула столь знакомая ему немецкая речь. Вытянув шею, Пересвет вгляделся поверх людской толчеи в длинный ряд деревянных лабазов, где вели торговлю купцы из Германии.
Неожиданно кто-то неловко толкнул Пересвета в спину. И тут же прозвучал негромкий извиняющийся голос, перепутать который Пересвет не мог ни с каким другим голосом. Резко обернувшись, Пересвет увидел перед собой монаха в грубой черной рясе, в черном клобуке, надвинутом на самые глаза.
— Очам не верю! Неужто это ты, Ослябя?! — воскликнул пораженный Пересвет, схватив монаха за рукав рясы.
Монах поднял глаза на Пересвета, чуть сдвинув клобук на затылок. Его бородатое лицо озарилось улыбкой.
— Матерь Божья! — вырвалось у монаха. — Ты ли это, Пересвет! Какими судьбами?!
Два бывших закадычных друга, позабыв вражду, сначала обнялись, потом завели торопливый сумбурный разговор. Их толкали снующие вокруг люди, но эти двое ничего не замечали вокруг.
— Давно ли ты в Москве? — спросил Ослябя.
— Сегодня прибыл, — ответил Пересвет. И сам задал вопрос: — Почто ты в монахи подался, брат?
— Изранен я был сильно в сече с литовцами, когда состоял в дружине у смоленского князя, — пустился на откровения Ослябя. — Никто из лекарей не верил, что я выживу. Покуда я неделю в горячке валялся, со мной постоянно был образок с ликом Сына Божия. Когда я встал на ноги, лекари сказали мне, что не их заботами, но провидением Господним не погасла искра жизни в моем теле. Вот тогда-то я и решил сменить кольчугу на рясу. И, знаешь, нисколько об этом не жалею, брат.
— Ой ли? — усомнился Пересвет, шутливо пихнув Ослябю в бок. — Ты же среди кулачных бойцов всегда первым был и на ратные дела всегда был горазд. По мне, так не к лицу тебе вовсе монашеские одежды, друже.
— А ты, стало быть, все в дружинниках ходишь, — проговорил Ослябя. — Небось по-прежнему под крылом у Корибута Ольгердовича, а?
— Разошлись наши пути-дороги с Корибутом Ольгердовичем, уже давно, — махнул рукой Пересвет. — Я теперь вольный витязь. Вот, хочу попытать счастья в Москве.
— Как же так? — удивился Ослябя. — Ты же был в чести у Корибута Ольгердовича.
— Знаешь пословицу, сегодня в чести, а завтра иди свиней пасти, — невесело усмехнулся Пересвет. — Литовским князьям я больше служить не собираюсь!
— Ты один в Москву приехал или вместе с Чеславой? — с заметным усилием выдавил из себя Ослябя. При этом он отвел глаза от Пересвета.
— Не женат я, брат, — сказал Пересвет.
— А как же твоя помолвка с Чеславой? — встрепенулся Ослябя.
— Покуда я мыкался в плену у тевтонцев, Чеслава вышла замуж за Кориата, сына Ерденя, — хмуро ответил Пересвет. — Прости, брат, что я увел у тебя Чеславу. Негоже я поступил тогда. Получается, тебя счастья лишил и сам ни с чем остался.
— Ничего не понимаю, — озадаченно обронил Ослябя. Он взял Пересвета за локоть. — Расскажи мне все подробно, друже.
— Идем на постоялый двор, — кивнул Ослябе Пересвет. — Я там коня оставил и вещи свои. Посидим, поговорим, вина выпьем.
— Извини, брат, вино-то я больше не пью, — заметил Ослябя, шагая рядом с Пересветом сквозь людскую толпу.
— Ну, тогда квасу выпьем, — улыбнулся Пересвет, похлопав Ослябю по плечу. — Квас монастырским уставом не запрещен для иноков.
Постоялый двор, куда Пересвет привел Ослябю, стоял на Мытной улице и был обнесен высоким частоколом. Тут же находилась харчевня, пропитанная запахом горелого мяса и горьковатым дымком очага. В харчевне стояли длинные столы, за которыми сидели посетители из числа заезжих гостей. В основном это были люди небогатые или среднего достатка.
Просторное помещение с высоким потолком и маленькими окнами было освещено огнем очага и чадящими факелами, вставленными в специальные металлические кольца, прибитые к стенам. Обслуживали посетителей жена владельца харчевни и два юных холопа.
Отыскав свободное местечко, Пересвет и Ослябя уселись с краю за один из столов, с которого расторопные слуги в длинных рубахах сметали объедки и убирали грязные тарелки. Жена трактирщика принесла им квасу в глиняных кружках без ручек.
Ослябя первым делом стал выспрашивать у Пересвета, как получилось, что он угодил в плен к крестоносцам.
Вспоминая подробности того похода литовско-русских полков к Рудавскому замку, Пересвет хмурил свои светлые брови. Ему не очень-то хотелось рассказывать Ослябе о своем неудачном поединке с тевтонским рыцарем, о пребывании в плену, затянувшемся из-за козней Будивида, о любовных отношениях с немкой Гертрудой… Однако Пересвет понимал, что если он хочет от Осляби ответной прямоты, то должен и сам быть до конца откровенным с ним.
Долго вел свой рассказ Пересвет, прихлебывая квас из кружки. Внимательно слушал его Ослябя, поражаясь тем испытаниям, через которые пришлось пройти Пересвету при побеге из плена.
— Кабы уцелела Гертруда в ваших скитаниях по лесам, привез бы ты ее домой и взял бы в жены? — спросил Ослябя, когда Пересвет умолк.
