Эрнест Капандю - Рыцарь курятника

– Что делать? – прошептала она, как женщина, понимающая, что настала решающая минута и что речь идет о всей ее дальнейшей судьбе. Ее взволнованное лицо показывало, насколько сильная борьба происходила в ее душе. Сложив руки, она повторила, спрашивая сама себя:

– Что делать?

– Действовать сегодня же, не теряя ни минуты, – послышался чей-то голос.

Антуанетта быстро обернулась, листья плюща раздвинулись, и показалась голова мужчины. Лицо его было закрыто черной бархатной маской. Антуанетта чуть не вскрикнула.

– Пусть звезда засияет сегодня же! – проговорил таинственный человек. – Так хочет судьба!

Голова исчезла, плющ сомкнулся.

Неожиданно раздались звуки труб, яростный собачий лай, и бешеный кабан ринулся по аллеям. Охота началась.

Она обещала быть долгой и трудной. Кабан был стар и знал лес; за ним и прежде уже охотились, но безуспешно. Король пустил свою лошадь во всю прыть. По правую его руку, несколько позади, ехал маркиз де Креки, распоряжавшийся в этот день охотой; по левую руку от короля ехали герцог де Ришелье и молодой герцог де Граммон. Другие приглашенные дворяне скакали позади – кто ближе, кто дальше, в зависимости от резвости их лошадей. На всех были щегольские охотничьи костюмы, но ни на ком не сидел он так хорошо, как на короле.

Людовик XV был очень хорош собой; он принадлежал к тому великолепному типу Бурбонов, которым так завидовали Валуа. Черты лица его были безукоризненны, а стан чрезвычайно строен. Во всем его облике, в каждом его движении были грация, достоинство и истинно королевское благородство. В этом отношении он был настоящим потомком короля Людовика ХIV, который, по словам мадемуазель Скюдери, «играя на бильярде, сохранял вид повелителя вселенной».

Людовик XV был особенно красив в этот день, на охоте в лесу Сенар. Его элегантный охотничий костюм, несколько помятый от быстрой езды, шляпа с пером, надвинутая на лоб, напудренные волосы, растрепанные от ветра, портупея из душистой кожи, стягивающая его стан, – все соединилось, чтобы воодушевить его, а именно этого-то воодушевления и недоставало в обыденной жизни короля. Ловко сидя в седле, он с удивительным искусством управлял великолепной гнедой лошадью, которая шутя перепрыгивала через завалы и рвы.

Людовик XV был лучшим наездником при французском дворе, как и самым красивым мужчиной, и обожал охоту. Когда король гонялся за оленем, кабаном или волком, он был совсем не таким, каким его видели министры час назад в зале совета: скучающим, грустным, угрюмым. Живой, пылкий, горячий, он концентрировал все свои физические и нравственные способности на охоте. Там он подвергался любым опасностям, но никогда не ранил его бешеный зверь, никогда не выбрасывала из седла упрямая лошадь. Искусный стрелок, Людовик XV убивал до трехсот птиц в один день. В «Книгах королевской охоты» значится, что в 1743 году Людовик XV убил девяносто девять оленей, в 1744-м – восемьдесят семь, а в 1745 году – семьдесят.

Ничего не могло быть привлекательнее для глаз, чем эта охота со знатными вельможами, на великолепных лошадях, в богатых костюмах, с прелестными амазонками.

Тут были прекрасная графиня де Тулуз, интересная мадемуазель де Шаролэ, остроумная мадемуазель де Клермон и хорошенькая мадемуазель Сан; все они – героини картин Ванлоо, которые он нам оставил.

Эти милые амазонки ехали по лесу не в колясках, как мадам де Монтеспан и герцогиня де ла Вальер, а скакали на лошадях, в шляпках, кокетливо надвинутых на ухо, с напудрен-

ными волосами, перевязанными жемчугами и рубинами, в амазонках, свисающих до земли, не скрывавших, однако, ножек, пришпоривавших лошадей золотыми шпорами.

В три часа дня охота была еще в самом разгаре. Кабан бросился в густую чащу; там, с инстинктом опытного зверя, он удвоил хитрость: останавливаясь время от времени, он вдруг клыками распарывал молодых неопытных собак, следовавших за ним слишком близко, потом устремлялся бежать, преследуемый старыми собаками, которые останавливались, когда останавливался он, и отвечали на его грозное ворчанье громким лаем.

Выбежав из леса в ту минуту, когда этого ожидали меньше всего, кабан устремился в долину так же быстро, как и раньше, без всякой, по-видимому, усталости.

Охотники и амазонки рассыпались в разные стороны в пылу охоты. Людовик XV, ехавший на превосходной лошади, оставил позади себя почти весь двор. Только Креки, Ришелье, Граммон и Таванн оставались возле него. Вдруг кабан прыгнул в ручей и побежал по воде так же проворно, как и по твердой земле, возвращаясь в ту часть леса, где скакал король.

– Я думаю, – сказал Людовик XV, остановив свою лошадь на берегу ручья, – что охота скоро закончится, через четверть часа кабан утомится, и вся свора окружит его.

Креки сошел на землю, рассматривая следы.

– Он еще не утомился, государь, – сказал маркиз, – вот его шаги на песке, и они не указывают на усталость.

Вдали слышались голоса собак, но ничего не было видно. Король пришпорил лошадь, перескочил ручей и опять быстро поскакал в сопровождении четырех вельмож.

– Мы напали на след? – спросил Ришелье.

– Кажется, – отвечал Граммон.

Они прискакали к перекрестку; шесть дорог расходились от него в разные стороны. Голоса собак стихли, и, так как лесное эхо не повторяло их, невозможно было понять, в какой стороне была охота. Аллеи были пусты. Охотники остановили своих лошадей и с беспокойством переглянулись.

– Нам надо взять вправо, – сказал Креки.

Король еще колебался и осматривался вокруг, внимательно прислушиваясь, как вдруг вскрикнул:

– Ах! А это что такое?

Все обернулись, посмотрели по направлению глаз короля и вскрикнули от удивления и восторга.

Из узкой аллеи выехал прелестный экипаж в виде раковины, весь из горного хрусталя, на четырех позолоченных колесах, запряженный двумя рыжими лошадьми, головы которых были украшены белыми перьями. В этой раковине, откинувшись на шелковые подушки, держа в белых ручках вожжи, сидела молодая и очаровательная женщина, одетая как нимфа, с венком из звезд на голове.

Раковина быстро проехала перекресток и исчезла в другой аллее.

– Это лесная нимфа, – сказал король.

– Которое принимает ваше величество каждый раз, как вы изволите охотиться в Сенаре, – сказал Ришелье, улыбаясь.

– И каждый раз в разных видах, – прибавил король.

Не успел он договорить, как стрела, украшенная розовыми и зелеными перьями, упала перед ним. Ришелье проворно соскочил с лошади, схватил стрелу и почтительно подал ее королю.

– Это, должно быть, послание любви, – сказал герцог.

Граммон посмотрел на Креки и насмешливо улыбнулся.