Георгий Свиридов - Ринг за колючей проволокой
Особых перемен в жизни лагеря не произошло. Пистер придерживался коховской системы и считал ее идеальной. Собрав офицеров гарнизона, новый комендант приказал:
— Чтобы ни одна тварь из числа заключенных не шлялась без дела. Меня не интересует, что именно будут делать заключенные, но я хочу видеть одно: работу, работу и работу.
* * *Узники по-разному встретили изменение в руководстве лагерем. Среди политических нашлись даже оптимисты, которые надеялись, что смена коменданта принесет заключенным некоторые облегчения. Но таких было мало. Большинство придерживалось мнения Николая Симакова, руководителя подпольного центра, сказавшего своим товарищам:
— Хрен редьки не слаще.
Староста лагеря бандит Олесс, желая повысить свой престиж в глазах сообщников, задумал устроить пирушку:
— Надо обмыть такое событие!
Староста вызвал к себе двух зеленых — Косолапого Пауля и Маленького Шульца, двух дружков, которые и до Бухенвальда промышляли вместе, — и многозначительно подмигнул им:
— Есть дело.
Косолапый и Маленький радостно ухмыльнулись.
— Свинарник знаете?
Друзья насторожились.
— Ну, знаем, — ответил Пауль.
— Ты был там?
— Ну, бывал, — Косолапый пожал плечами и сплюнул. Если этот староста думает заставить их таскать навоз, то он ошибается. Не на тех нарвался.
— Там есть свинка, такая… гм. С черным хвостиком.
— Кругленькая такая? И на лбу пятачок? — оживился Маленький Шульц.
— Ее надо «сработать».
Друзья опешили. С минуту они стояли молча, пораженные неожиданным предложением. Потом Косолапый Пауль потоптался на месте и, с трудом подбирая слова, произнес:
— Сработать… ха-ха… сработать! Ты, Малыш, понимаешь, что он нам предлагает?
— Угу… — Маленький Шульц кивнул. — Нам предлагают дорогу в крематорий. Легче расписать ножом десяток политических. За них меньше спросу, чем за эту ходячую отбивную…
Олесс посмотрел лисьими глазками на Пауля, потом перевел сощуренный взгляд на Шульца:
— Я думал, что вы еще не разучились работать. Вижу, ошибся. Быть вам вечно вонючими надсмотрщиками и ничего, кроме похлебки, не знать. Идите. Только языки завяжите на узелок, а то, — и Олесс многозначительно провел ребром ладони по шее. — Ясно?
В глазах Пауля сверкнул огонек. Слова Олесса, словно удар хлыста, обожгли его самолюбие. Он твердо шагнул вперед. Маленький Шульц хотел схватить его за рукав, удержать, но Пауль уже прорычал:
— Мы согласны.
Олесс смотрел мимо Косолапого Пауля в пространство и молчал.
— Мы согласны, — повторил Косолапый Пауль.
— А я, было, уже передумал, — лениво отвечал Олесс, — и без вас охотников много. Только свистни.
— А что мы будем иметь? — спросил Маленький Шульц, переходя на деловой тон.
— Литр спирта.
— Спирта? — растягивая любимое слово, переспросил Косолапый Пауль, и его рот расплылся в блаженной улыбке.
— Да, — утвердительно кивнул Олесс, — ив придачу два билета в публичный дом.
Они ударили по рукам.
И ночью, в предрассветном густом тумане, свинья с черным хвостиком исчезла из эсэсовского свинарника и очутилась в дальней комнате двенадцатого блока. А утром после всеобщей проверки два дюжих бандита чуть ли не силком привели упиравшегося узника, бывшего в недавнем прошлом поваром в одном из баров Берлина. Повару показали неразделанную тушу, дали трех помощников и велели «сварганить самое объедательное».
Этой же ночью бандит Гроельц совершил отчаянный, по общему мнению бандитов, «наскок»: мюнхенский вор отмычкой открыл дверь секретного блока патологии и «очистил» подготовленный к отправке стенд заспиртованных частей человеческого организма. Гроельц унес пятилитровый стеклянный сосуд. Правда, орудовать ему пришлось в полной темноте, и это лишило его элементарной возможности выбора. Действовать приходилось на ощупь, не интересуясь тем, что именно заспиртовано в банке. Гроельц заботился только об одном — взять сосуд покрупнее.
Когда же наступило утро и Гроельц, наконец, рассмотрел содержимое сосуда, он пришел в бешенство. Судьба явно насмеялась над ним.
— Сволочи, всякою дрянью спирт мутят!
Гроельц стал разбирать надпись. Мюнхенский вор когда-то в детстве посещал школу. Он прочел длинную мудреную фразу и понял только два слова — «система» и «трубы». Бандит почесал затылок. Надпись, по его мнению, явно противоречила содержимому.
Но его сомнения развеял староста лагеря.
— Дубина, буквы не знаешь? Написано ясно: «Фаллопиевы трубы». — Олесс прочел по слогам и ткнул корявым ногтем в слово «трубы». — Гм… Фаллопиевы это, должно быть, фамилия. Наплевать! Ну, а трубы… где у человека бывают трубы?
Гроельц вылупил глаза, не решаясь даже моргнуть. Он никак не мог сообразить: где же у человека могут быть трубы?
А Олесс уже вошел в роль проповедника, несущего науку в массы.
— Попробуем объяснить проще. Чем ты, мировой взломщик Гроельц, дышишь?
Бандит сразу схватился за собственный кадык.
— В самом деле, черт возьми, тут действительно, кажется, труба!.. Но она что-то не похожа на ту… Шире…
— А ты сам, дурак, похож на Фаллопиева? Тот, может, доходяга был, глист… А ты вон какой! Крокодил.
И Олесс, удовлетворенный результатом научно обоснованной консультации, перешел на деловой тон:
— Все ясно, и нечего философию разводить. Выкидывай к чертям кишки!
Пирушка, устроенная следующей ночью, удалась на славу. Бандиты веселились до утра. Дежурные полицейские — Олесс позаботился, чтобы на внутренних постах оказались его сообщники — изредка забегали в двенадцатый блок и, пропустив стаканчик спирта, разбавленного водой, уходили в сырую мглу. Туман, словно мокрое одеяло, лежал над Бухенвальдом.
Изрядно выпивший Трумпф ударил кулаком по столу:
— Парни! Какой-то скелет побеждает нашего чемпиона… немецкого! А мы… мы спокойно на это смотрим!
После знакомства с кулаками Андрея Бурзенко Трумпф возненавидел русского боксера и ждал удобного случая, чтобы отомстить.
Трумпф, шатаясь, направился к Олессу:
— Староста! Мои «буйволы» сегодня «сработают» русского боксмайстера… как эту свинку. Под ребрышко… тык — и готово! Ни одна душа не узнает…
Олесс еще не совсем опьянел. Он вспомнил слова Тимана: «За каждого политического — двух зеленых…»
— Дубина! «Сработаешь» на свою шею. Не забывай, что он политический.
— Ну и что? — Трумпф, сопя, двинулся к старосте. — Мало мы их били?
— Бей. Только боксом. Кто тебе не дает? А если не можешь, не суйся.
