Путешествие за смертью. Книга 2. Визитёр из Сан-Франциско - Иван Иванович Любенко
– Avis rara.
– Что?
– Редкая птица. Это по латыни.
– Вам виднее. Я в латыни не особенно силён, хотя кое-что помню ещё с гимназических времён.
III
Ардашев и Войта прогуливались по набережной реки Ньиве-Маас. Гигантский уличный термометр на башне дома с вывеской «Bleenker & Cool» показывал +13,6° R[65]. Пахло свежей рыбой, выпечкой и молотым кофе. Вдоль правого и левого берега в два ряда у причала стояли лодки с убранными парусами. Мачты, точно гигантские копья, высились двумя стройными рядами и терялись где-то за поворотом. По правой стороне набережной бежала мостовая, ограниченная каменными фасадами зданий. По ней спешили автомобили, старомодные кареты и уличные продавцы, толкавшие за собой тележки с товаром. Тут же двигались и велосипедисты. А по другой – вдоль трёх и четырёхэтажных зданий эпохи ренессанса, тянулся тротуар, на котором нашлось место и деревьям с золотой осеней листвой, посаженным на одинаковом расстоянии друг от друга, и газетным киоскам, и деревянным скамьям для отдыха. Это было царство пешеходов.
Местная архитектура большим разнообразием не отличалась. Высокие узкие серые дома стояли сплошной каменной стеной. В верхнем чердачном окне почти каждого здания виднелась выступающая балка с крюком и блоком. При помощи пропущенного в блок каната наверх поднимали всевозможные грузы. Для их приёма каждый этаж имел балкончик и наружную дверь. Там, где не было набережных, и стены домов омывались водами каналов, грузы подавали прямо с лодок. Чаще всего это были корзины с торфом. На нём готовили, им отапливались.
Мосты, перекинутые через каналы, позволяли пешеходам и экипажам с лёгкостью менять направления движения и сокращать путь. И если мост через реку Маас восхищал красотой, то его собрат через залив Холландс-Дип (Hollandsh-Diep) удивлял грандиозностью. Он состоял из четырнадцати изящных арок, по сто метров каждая. Его общая длина составляла 1432 метра, но полная протяжённость с дамбами – больше двух с половиной километров! В южной части моста имелась поворотная часть для пропуска гигантских судов.
В устройстве городского хозяйства Роттердама чувствовалась глубокая продуманность и трезвый расчёт. Ливневые стоки, выведенные в реку, и мощённые камнем мостовые и тротуары позволяли улицам обретать сухой вид почти сразу после дождя, каким бы сильным он не был. А хмурых и дождливых дней в сентябре почти три дели. Вот и сейчас из большого тёмного и плоского, как блин, облака на город падали крупные, но пока ещё редкие капли. Вся надежда была на ветер, относивший чёрную тучу в сторону моря.
Ардашев поднял воротник и, надвинув шляпу, ускорил шаг. Верный помощник едва поспевал за шефом. Дождь усилился, и лишь близость «Маас-отеля» спасла частных детективов от настоящего приморского ливня.
У входа в гостиницу, под козырьком, с сигарой во рту, стоял Баркли. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу и уже был навеселе.
– Где вас носит, господа?
– Насколько я помню, сегодня вы старательно избегали нашей компании, сэр, – с ударением на последнее слово уколол собеседника Вацлав.
Не обращая внимания на реплику Войты, Баркли сказал:
– Обер-кондуктор поезда сообщил полиции о происшествии с Эдгаром. Не успели мы вернуться в отель, как в номер моего помощника вломился наглый инспектор и принялся его допрашивать. Потом он переключился на меня и Лилли. Этот безмозглый коп не понимает ни слова по-английски. Слава Богу, хоть щебечет на немецком. А я, знаете ли, ненавижу этот солдафонский язык. Он меня раздражает. Германская болтовня подходит разве что для военных маршей и одной глупой песенки, которую в детстве я был вынужден слушать по пятницам от своего пьяного соседа – эмигранта из Вены. Он горланил её, аккомпанируя себе на хриплом аккордеоне с рваными мехами:
«O, du lieber Augustin,
Augustin, Augustin,
O, du lieber Augustin,
Alles ist hin![66]
На этих четырёх строчках мои познания в немецком языке и заканчиваются. Вы не поверите, но инспектора тоже зовут Августин. Я весь извёлся, пока Эдгар переводил его вопросы. Мне даже пришлось дважды подниматься в номер и спасаться виски, чтобы хоть немного поднять себе настроение.
– Это заметно, – съязвил Войта.
Пропустив очередную колкость бывшего пражского полицейского, Баркли продолжил:
– Сейчас он уже закончил, сидит в холле и дожидается вас. Неприятный тип лет сорока с орлиным носом, безусый, но с рыжей бородой. Глаза бегают, как у петуха. Курит трубку. Вы знаете, – витийствовал банкир, – мне кажется, что всем полицейским в Европе предписали ходить с трубками. Замечу, это очень вредно. Один мой знакомый, страстный курильщик, имел привычку после чистки мундштука и трубочной чаши, жевать табачную смолу. Бедняга умер от рака. Другое дело – сигары. Чистый табачный лист без всяких примесей. Совершенно безвреден. Ручная скрутка… Но не в этом дело…
Миллионер замолчал, потеряв ход мыслей, но тут же нашёлся:
– Я торчу здесь лишь для того, чтобы для вас появление полицейского не было неожиданностью. Кроме того, мистер Ардашев, обращаю внимание на неуважительную манеру общения вашего подручного. И, как гражданин свободной страны, со всей ответственностью заявляю: если мистер Войта и далее будет разговаривать со мной в уничижительной манере, то сегодня вечером я не только откажусь играть с ним в покер, но даже не налью ему и полстакана виски, которого в моём номере становится всё меньше.
– Я буду вам за это только признателен. Вы продлите ему жизнь. Вацлав, будьте сегодня рядом с мистером Баркли и не давайте ему скучать, – велел Клим Пантелеевич и шагнул внутрь отеля.
Описание внешности инспектора, сделанное американцем, было очень точным. От глаз Ардашева не ускользнул лёгкий кивок портье полицейскому, как раз в тот момент, когда частный детектив проходил мимо стойки регистрации гостей.
– Господин Ардашев?
– Да.
– Вы говорите по-немецки?
– Да.
– Меня зовут Августьен Ван Хассель. – Он протянул визитную карточку. – Я инспектор уголовной полиции Роттердама. И должен допросить вас.
– Очень приятно, – в ответ Ардашев передал свою карточку.
– «Чехословацкая республика. Прага. «Детективное агентство 1777» – прочитал он. – Почти коллеги. Давайте пройдём к вам в номер.
– Мне удобнее разговаривать здесь.
– Хорошо, – скривил рот инспектор. – Вы догадываетесь, о чём пойдёт разговор?
– Не имею не малейшего понятия, – опускаясь в кресло, проронил Клим Пантелеевич.
Полицейский уселся напротив.
– Как же, как же! Ай-ай! Так уж и не догадываетесь? – он скроил плутовскую физиономию.
– Я вас слушаю.
– Ладно, – Ван Хассель покусал нижнюю губу и сказал: – Со слов трёх, опрошенных мною американцев следует, что вы
