Энтони Хоуп - Приятель фаворитки
– Гребите, гребите! – повторял я.
Весла ударяли об уключины, и лодка тихо стала отплывать от судна. Я пустил в дело всю свою силу. Будучи гораздо выше короля ростом, я не щадил его; яростным усилием я повалил его на пол, выхватил пистолет из-за его пояса и швырнул за борт лодки. Глухой шум долетал до нас с корабля, но ветер молчал, туман сгущался, а другой лодки там не было.
– Дайте мне весла! – шепнул я.
Барбара повиновалась, ее руки были холодны, как лед, когда встретились с моими. Я оттащил неподвижное тело Людовика под скамью, на которой сидел, и повернул его лицом вверх между своими ногами; затем я стал сильно грести прочь от судна, готовый при первом движении французского короля бросить весла и направить пистолет в его голову. Но пока в этом не представлялось надобности, и я усердно работал веслами; Барбара неподвижно замерла на корме.
Оглянувшись я уже не увидел судна. Кругом нас охватывал густым навесом наш верный союзник – туман.
Этот обморок короля был очень удобным обстоятельством. Он знал, что я был сильнее его и что теперь едва ли что-нибудь могло стеснить меня. Если бы я был пойман, то моим уделом была бы могила или пожизненная тюрьма; чтобы не рисковать для себя этим, можно было пожертвовать хотя бы и королевской жизнью. Однако Людовик был недвижим, и, право, я боялся, не убил ли я его. Если так – оставалось одно: надо было сдать Барбару в надежное место и самому последовать за французским королем. Для меня уже не могло бы быть места между живыми людьми и лучше было самому покончить с собою, чем допустить травить себя всю остальную жизнь, как бешеную собаку. Эти мысли теснились в моей голове, но весла работали усердно, и мы были теперь одни, втроем, среди открытого моря.
Мною овладел страх; я поднял весла и, склонившись к Барбаре, спросил чуть слышным шепотом:
– Жив ли он? Ради Бога! Не умер ли?
Мисс Кинтон сама сидела полумертвая от страха. При моих словах она вздрогнула, но овладела своей нервной дрожью и тихо опустилась на колени на дно лодки. Она достала из-за своего платья флакон с солями и поднесла его к ноздрям короля. Я следил за его лицом. Мускулы сократились в гримасу, потом лицо приняло спокойное выражение, и он открыл глаза.
– Слава Богу! – облегченно произнес я, но сейчас же вспомнил об угрожающей нам опасности и вынул из-за пояса пистолет.
Барбара, все еще поддерживая голову короля, взглянула на меня.
– Что с нами будет? – спросила она.
– По крайней мере нас не обвенчают в Кале, – усмехнулся я.
– Нет, – шепнула она, снова склонившись к королю.
Его глаза были теперь широко открыты и пристально смотрели в мои. Он, видимо, приходил в себя; это доказывал взгляд, брошенный им на меня, на весла, на пистолет в моей руке. Он приподнялся на локте, причем Барбара быстро отодвинулась от него; потом он сел и, казалось, хотел встать на ноги. Я навел на него дуло пистолета.
– Не вставайте, пожалуйста, – сказал я, – опасно ходить в такой маленькой лодке, и вы, пожалуй, опрокинете нас всех.
Он обернулся на Барбару, посмотрел на море кругом. Нигде не было видно ни одного паруса. Туман все еще окружал лодку непроницаемым кольцом. Этот беглый осмотр должен был доказать Людовику, что его дело плохо. Однако ни малейшего страха не выразилось на его лице. Он сидел спокойно, с любопытством глядя на меня. Наконец он заговорил:
– Вы дурачили меня все время? – спросил он.
– Точно так, – ответил я, слегка склонив голову.
– Вы и не рассчитывали принять мое предложение?
– Будучи джентльменом – нет.
– Меня также считают джентльменом, сэр!
– Ну, а я вас считаю государем.
Людовик не ответил, но, оглянувшись вокруг, сказал:
– Судно должно быть близко; если бы не этот проклятый туман, его было бы видно.
– Слава Богу, что не видно, – отозвался я.
– Почему это? – резко спросил король.
– Если бы это было так, то вот пистолет для дамы и шпага для нас обоих, – спокойно ответил я, несмотря на то, что мое сердце сильно билось.
– Это вы не осмелитесь сделать! – крикнул Людовик.
– Придется поневоле, – объявил я.
С минуту царило молчание. Затем раздалось восклицание Барбары.
– Симон, туман поднимается!
Это было верно. Подул ветер, и туман стал рассеиваться. Глаза короля сверкнули. Мы все трое единодушно оглянулись на море. Благодетельный покров тумана медленно полз вверх. Направо смутно начинал обрисовываться большой, темный силуэт судна; конечно, это было королевское судно. Мои глаза встретили торжествующий взгляд Людовика: он, очевидно, не считал меня способным исполнить обещанное и думал, что наша игра проиграна: туман продолжал подниматься, и с корабля нас должны были скоро заметить.
– Вы поплатитесь за свою выходку, – сквозь зубы сказал король.
– Очень возможно, – произнес я, – но, я думаю, что эту плату получит ваш наследник, ваше величество.
Он все еще не верил.
– Так как вы – король, – громко рассмеявшись, сказал я, – то вам будет отдано преимущество: вы можете умереть раньше дамы. Вот судно уже ясно видно; скоро с него так же ясно будем видны мы. Итак, государь, вы – первый.
Людовик тревожно посмотрел на меня.
– Но я безоружен, – сказал он.
– Здесь не поединок, – ответил я и обратился к Барбаре: – Пойдите на корму и постарайтесь не смотреть сюда.
– Симон, Симон! – в ужасе воскликнула она, но повиновалась и, кинувшись на дно лодки, закрыла лицо обеими руками.
Я обернулся к королю и спокойно и вежливо спросил его:
– Как вы желаете умереть, ваше величество?
Я услышал радостные крики, но не спустил взора с лица Людовика, чтобы не дать ему возможности броситься ко мне или прыгнуть в воду. На судне увидали короля, и радостные крики усилились. Однако оттуда не смели стрелять без его приказа, так как это создавало риск убить его самого. Надо было не допустить его к судну настолько, чтобы там был слышен голос с нашей лодки.
– Как вы желаете умереть? – повторил я.
Глаза Людовика вопросительно смотрели на меня.
– Клянусь честью, я сделаю это! – улыбнулся я на их безмолвный вопрос.
IV
МОЯ ПОСЛЕДНЯЯ ГИНЕЯ
Однако король Людовик, прозванный Великим, должно быть, имел в своей жизни не одну ту цель, против которой я боролся, видел не одну Барбару среди женщин на свете и не собирался пожертвовать своей жизнью ни ради того, ни ради другого. Глядя на него, можно было подумать, что жизнь и смерть очень мало значили в его глазах, и он помнил в эту не совсем обыкновенную для короля минуту лишь о судьбах королевства, которым Рок судил ему управлять. Его взгляд был ясен и спокоен, когда он смотрел на мой пистолет, направленный в его голову. Победа была на моей стороне, но он лишил меня ее торжества и покоряясь подчинял меня себе. Он непринужденно улыбнулся и сказал:
