Геннадий Андреев - Белый Бурхан
Прибытие новых гостей мало беспокоило Самдана. Вот если бы у них были алуны таши-ламы — другое дело! А далай-лама — больше чиновник, его дело выгонять одних ширетуев и ставить на их место других; одних оглашать хубилганами, других — отлучать от церкви… В хубилганы Самдан не рвется, в ширетуи — тоже, а вот стать по правую руку от таши-ламы — другое дело!
Но, похоже, что он уже упустил свой шанс — с бумагами Гонгора и его алуном уехал Бабый. Дурак Нанжин прозевал его, а сам Самдан поверил Гонгору, что гость пробудет в монастыре еще три дня. Утешает одно, что Бабый не доехал до Таши-Лумпо или труды Гонгора не понадобились таши-ламе: идет время, а ничего не меняется. Меняются только гости «Эрдэнэ-дзу»… И эти, с алунами Поталы, не хуже и не лучше обычных караван-бажи или бродячих лам: у всех свои цели и свои дороги, которые не пересекаются ни с целями, ни с дорогами Самдана.
Успокоившись, он начал приводить свои записи в порядок, переписывая их собственным шифром в крохотную книжицу, которую отныне постоянно держал при себе. Что же касается черновиков, пусть их читает Гонгор!
Надо быть готовым к любым неожиданностям: через пять суток у него потребуют ответа. И он ответит, как задумал — коротко, ясно и жестоко.
Чочуш с любопытством осмотрелся: после дворцов-монастырей и величественных храмов Лхасы «Эрдэнэ-дзу» выглядел скромно, как аил рядом с русской избой. Но и он был хорош! И хотя последнее время парень вообще не переставал удивляться разного рода чудесам, больше их всех он удивлялся самому дугпе Мунхийну, который в роскошных дворцах-храмах чувствовал себя так же уверенно, как и в грязных юртах кочевников. Вот и сейчас: не успели за ними закрыться ворота монастыря, как он куда-то ушел, наотрез отказавшись от услуг стражника, в ладони которого молниеносно исчезла золотая монета:
— Я сам знаю, куда и к кому мне идти!
Стражник кивнул и указал Чочушу место, где он может на время поставить коней, а самого хотел отвести в помещение для ховраков, но это не понравилось дугпе:
— Он будет ждать меня здесь!
Стражник кивнул и отвернулся к воротам, в которые должен постучать еще один человек: из пяти ожидаемых дацаном гостей прибыли уже четверо…
Дугпа Мунхийн так и не пришел, хотя солнце уже начало клониться к закату. Вместо него к Чочушу подошли два молодых парня в синих одеждах, и один из них, дотронувшись до плеча гостя, спросил что-то по-монгольски. Чочуш отрицательно покачал головой — за лето скитаний с дугпой Мунхийном он успел выучить десяток слов на разных языках, чтобы попроситься на ночлег и пробормотать при прощании благодарственную фразу.
Ховраки перекинулись между собой несколькими словами и знаками объяснили ему, что дугпа Мунхийн не придет, что их лама распорядился о еде и ночлеге гостя по своему усмотрению. Чочуш заколебался — уже было поздно, и он, действительно, устал с дороги, хотел есть и пить, но боялся рассердить дугпу Мунхийна. Уж лучше оставаться голодным и ночевать в полыни, густо растущей у высокой каменной стены, раскрашенной желтыми и красными полосами. Утром дугпа выйдет к нему и скажет, что делать дальше и куда теперь надо идти или ехать!
Но парни настаивали и, поколебавшись еще немного, Чочуш нехотя двинулся за ними, рассудив, что стражник, который видел их приезд и знал, куда его повели, сам все скажет дугпе Мунхийну. В монастыре просто так спрятаться и затеряться невозможно, как и уйти из него без разрешения или хорошей взятки стражнику.
Парни в синем вели его долго — темными и узкими галереями с обшарпанными ступенями и ободранными занозистыми перилами, через грязные и захламленные дворы, какими-то пустынными коридорами, уводя все дальше и дальше от сказочно красивых дворцов с фигурными решетками в окнах, позолоченными крышами и резными карнизами. Там жили богатые и знатные ламы, которых обслуживали те, что ютились на задворках знаменитого на весь восток монастыря.
Наконец они втиснулись в мрачную комнатушку с коптящими факелами, бросили в угол полусгнившую циновку для гостя, поставили глиняную кружку с перекисшим молоком, накрытую большим куском пресной лепешки, о которую легко было обломать даже молодые зубы.
Чочуш долго не мог уснуть. Впервые за все это время он остался один, окруженный чужими людьми, у которых вызывал только любопытство: к нему подходили, в упор рассматривали, что-то у него спрашивали на разных языках, но ни разу Чочуш не услышал знакомого и родного слова, хотя смысл некоторых вопросов понимал и, пожалуй, поднатужившись, смог бы ответить. Но он знал, что не заживется здесь, и устанавливать какие-то новые знакомства без ведома дугпы не хотел и боялся.
В конце концов Чочуш задремал, но тут же проснулся от чьих-то осторожных прикосновений. Он раскрыл глаза — человек в темной одежде улыбался щербатым ртом и звал его, помахивая рукой на выход. Чочуш поднялся, двинулся за ламой, повторяя недавний путь с ховраками в обратном порядке: коридоры, дворы, галерея…
Лама остановился возле резной двери, приоткрыл ее и сделал знак рукой входи, мол… Чочуш шагнул через порог и отшатнулся — на низкой скамье, покрытой ковром, сидели два знатных хубилгана в расшитых драгоценных одеждах, между ними сновали в постоянном поклоне молодые парни, подавая серебряные чаши с кумысом, ломтиками белоснежного сыра и тарелочки с горками дымящегося риса с мясом. В одном из хубилганов Чочуш с изумлением узнал дугпу Мунхийна и, не поверив себе, протер глаза грязными кулаками. Он повернулся к ламе, чтобы по жестам того узнать, что же ему теперь делать, но того уже не было…
— Проснись, грязнуля! — засмеялся дугпа и протянул ему свою недопитую пиалу. — Сейчас тебе зададут несколько важных вопросов, на которые ты должен ответить без вранья и ничего не скрывая! Они касаются твоих родственников и друзей, оставшихся там, на Алтае… Ты меня понял?
Чочуш кивнул. Конечно, он расскажет все. Да и чего ему от дугпы Мунхийна скрывать? Разве только историю с зайсаном Токушевым, из которой он выпутался благодаря Техтпеку.
Спрашивал второй хубилган, дугпа Мунхийн только переводил его вопросы, дополняя их угрозами и дотошными мелкими расспросами, говорящими о том, что он не только хорошо знал Алтай, но и что именно больше всего интересовало хозяина монастыря или одного из его хозяев.
— Кто такой Техтиек, почему ты раньше ничего не говорил мне о нем? — нахмурился дугпа, когда Чочуш, запутанный вопросами, проболтался. — Почему он так всесилен, что его испугался даже твой зайсан?
— Техтиек — нехороший человек, разбойник, — смутился Чочуш, готовый откусить себе проклятый язык. — Очень страшный человек: людей режет, как баранов!
