Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова
О, какие же храбрецы! Какой стремительный порыв! Откуда такая горячность у этих бесспорно отважных, но обычно спокойных буров, характеру которых противно всякое бравирование опасностью!
Между бурами и первой английской траншеей, плотно набитой солдатами, простиралась открытая местность. Бойцы генерала Бота бесстрашно устремились на врага, хотя бурская военная школа и не учила их наступательному бою.
— Да здравствует свобода! — Эти магические слова рвались у них прямо из сердца, преисполненного горячим патриотизмом, и часто переходили в предсмертный хрип.
Буров встретил убийственный ружейный залп. Пушки грохотали без перерыва, поливая их шрапнелью и лиддитовыми снарядами. Скошена была уже половина отряда. Но и тяжело раненные буры собирали последние силы для ответного огня. Даже те, кому уже не суждено было вырваться из объятий смерти, судорожно хватали ружья и, спустив курок, тут же умирали с возгласом: «Да здравствует свобода!» К ним смело можно было отнести слова, сказанные о русских одним из наших знаменитых генералов: «Для того чтобы вывести из строя русского солдата, нужны две пули: одна — чтобы повалить его, другая — чтобы убить»[113].
Наступил все же момент, когда буры дрогнули. И это заметил Жан. Они с Фанфаном сражались в первых рядах, и лишь чудом никто из них не получил еще ни единой царапины: война всегда чревата неожиданностями.
— Вперед! Вперед! От этих пуль не умирают!.. — крикнул Сорвиголова, бросаясь на неприятеля.
— Вперед! — вторил бесстрашный Гаврош, ни на шаг не отстававший от друга.
Как раз в эту минуту вступили в действие резервные отряды буров. Они только что вскарабкались на другие валы и с ходу пошли на штурм английских позиций. Загремела артиллерия генерала Бота. Пушки Круппа и орудия Крезо извергали на английские траншеи убийственный град стальных снарядов, беспрерывно трещали станковые пулеметы «максим».
Теперь и дублинские[114] стрелки, защищавшие английские передовые укрепления, стали нести тяжелые потери. Их ряды буквально таяли, и скоро положение ирландцев стало совсем безнадежным. Из пятисот защитников триста уже выбыли из строя, а оставшиеся в живых были окружены. Ничего не поделаешь — приходилось сдаваться!
Английский капитан с раздробленным левым плечом размахивал белым платком, нацепленным на кончик сабли.
— Руки вверх! — приказали Сорвиголова, Фанфан и несколько буров, первыми спрыгнувшие во вражескую траншею.
Англичане побросали оружие, подняли руки и сдались на милость победителя. Их немедленно отправили вниз, в бурский лагерь.
Трудно переоценить значение этого первого успеха, купленного столь дорогою ценой. Но то было лишь начало, поскольку предстояло еще отвоевать остальные позиции.
На помощь англичанам подошел генерал Вуд с двумя пехотными полками, представлявшими собой отборные английские войска. Солдаты храбро ринулись в штыки под водительством своего отважного командира.
Сорвиголова прицелился в генерала и уже собирался было нажать спусковой крючок, как вдруг вздрогнул и отвел винтовку: он узнал того самого англичанина, который некогда избавил его от злейшей и оскорбительной пытки под названием «охота на кабана». Разумеется, это враг. Но честный и благородный! И в душе юного француза никогда не умирало чувство благодарности к своему спасителю.
Жану хотелось как-нибудь помочь ему, укрыть от пуль. Он отлично понимал, что Вуда сейчас убьют, и думал о том, как было бы хорошо взять его в плен, избавить от всех опасностей войны, окружить заслуженным вниманием.
Бюргеры стреляли, пользуясь мельчайшим прикрытием, причем каждый из них целился в заранее намеченную жертву. Их огонь косил ряды англичан. Протяжные, тоскливые стоны на несколько мгновений заглушили пальбу.
Предпринятая англичанами контратака захлебнулась. Солдаты отступали, невзирая на просьбы, угрозы и даже удары своих офицеров. Вуд пал одним из первых. Сорвиголова бросился к тому месту, где он свалился, и отыскал генерала среди мертвых и раненых. Высвободив его из-под трупов, бледного, окровавленного и еле дышавшего, Жан воскликнул:
— Это не я, генерал! О нет, не я! Клянусь!
Сорвиголова расстегнул раненому мундир, поднял рубашку и увидел по обеим сторонам груди круглые синеватые отверстия с дрожавшими на них каплями крови. Фанфан, подскочив к другу, помог ему осторожно усадить генерала. С первого же взгляда молокососам стало ясно, что раны смертельны. Да и сам Вуд, казалось, не питал никаких иллюзий относительно своего состояния.
— Генерал! — снова заговорил Сорвиголова. — Мы отнесем вас в тыл, в госпиталь. Вас будут лечить, вас спасут!
Тот, напряженно вглядываясь в лицо Жана, словно старался что-то вспомнить, узнал наконец это юное честное лицо, на котором нетрудно было прочесть выражение глубокого горя. Из побелевших губ его вырвалось тихое, как дыхание, слово:
— Брейкнек!
— Да, генерал, это я. И я в отчаянии, что вам так плохо! Но мы спасем вас.
— Благодарю. Мне уже ничто не поможет. Умираю… Я прошу вас только… Во внутреннем кармане мундира бумажник, в нем завещание… Передайте его после боя кому-нибудь из английских офицеров, пусть отошлет моей семье. А меня снесите туда, поближе к моим товарищам по оружию… Обещаете?
— Клянусь, генерал!
— Благодарю… Вашу руку… Прощайте!
Взгляд его потускнел, на губах показалась струйка розоватой от крови пены, он глубоко вздохнул и замолк навсегда.
Между тем со всех сторон сбегались и вступали в бой резервы буров. Англичане, терпя поражение, отходили к месту слияния Вентера и Тугелы. Было около двух часов пополудни. Там и сям еще шла перестрелка. Но пушечные выстрелы раздавались реже. То были последние судороги ожесточенной битвы.
Буры одержали верх. Спионскоп снова в их руках!
Победители пропели благодарственный псалом, а генерал Жубер в ответ на многочисленные поздравления обнажил голову и скромно ответил:
— С Божьего соизволения.
Обе стороны понесли жестокие потери. На поле битвы осталось более полутора тысяч убитых и раненых.
Генерал Уоррен попросил перемирия, и Жубер, верный своим правилам, великодушно согласился. Но другой на его месте, безусловно, отказал бы и тем самым сделал бы свою победу более полной и надежной. Увы, спустя непродолжительное время именно так и поступят англичане, воспользовавшись неизмеримо более тяжелым положением буров. Мы увидим, как они будут испепелять огнем стопятидесятиствольной артиллерии своих великодушных противников и жестоко истреблять истощенных, умирающих от голода и ран бойцов, не зная жалости ни к женщинам, ни к детям.
